Отец Новодворской: В ходе принудительного "лечения" в психиатрической лечебнице Лера навсегда была лишена возможности стать матерью

Отец Новодворской: В ходе принудительного "лечения" в психиатрической лечебнице Лера навсегда была лишена возможности стать матерью

Отец Новодворской: В ходе принудительного "лечения" в психиатрической лечебнице Лера навсегда была лишена возможности стать матерью

04 мая 2015 г.

Коба Джаурия

Отец российской оппозиционерки Валерии Новодворской, скончавшейся 12 июля 2014 года, 92-летний Илья Бурштын проживает в США. Журналистка Рахель Гедрич побеседовала с Ильей Борисовичем для издания "Кругозор" о детских годах будущей диссидентки, ее первой политической акции, ужасах карательной психиатрии, которым Новодворскую подвергали власти СССР, и об отношениях с дочерью после его отъезда в США.

В начале апреля нынешнего, 2015 года мне позвонила знакомая – нью-йоркская поэтесса Ирина Акс:

–  Рахель! Ты знаешь, что родной отец Валерии Новодворской живет в Америке? Он никогда и никому не давал интервью о дочери. После ее смерти замкнулся в себе… Очень интересный человек, ветеран Великой Отечественной войны,  активный участник наших поэтических вечеров. И он готов с тобой встретиться, хочет поговорить о Валерии Ильиничне.

Отказаться от такого неожиданного, но заманчивого предложения было сложно. Благо друзья по клубу авторской песни "Синий троллейбус" любезно взялись подвезти меня в гости к Илье Борисовичу Бурштыну и его супруге Лидии Николаевне, живущим в соседнем штате Нью-Джерси. Бурштын – это  настоящая фамилия отца Валерии Ильиничны Новодворской. 

Встретил он меня приветливо, показал книги, подаренные дочерью, провел в  уютную светлую кухню-столовую. И проговорили мы с ним очень душевно часа два, которые благодаря интересному собеседнику пролетели для меня совсем незаметно.

 Илья Борисович, как вы познакомились с мамой Валерии?

 Отец Нины Федоровны  – потомственный дворянин, очень симпатичный человек Федор Новодворский – жил в Москве. Нина приехала к нему из Беларуси, где жила с матерью, и поступила в Первый медицинский институт, в котором учился мой друг. Я после демобилизации в 1947 году поступил на радиофизический факультет Московского энергетического института. Так мы познакомились с Ниной Федоровной и поженились в Москве. А рожать Нина поехала к матери в Барановичи, на сносях – ее чуть с поезда не сняли, но доехала домой и через несколько часов родила дочку.

Было это 17 мая 1950 года. Мы  с супругой ждали сына, но родилась девочка  ладная, здоровенькая  и то хорошо. Вскоре я сдал летние экзамены и тоже приехал в Беларусь к семье, впервые взял дочь на руки. В конце августа мы с супругой оставили Леру бабушке и уехали в Москву.  Я продолжал учиться, а Нина вышла на работу. Она была врачом-педиатром, впоследствии работала в Московском управлении здравоохранения.

К дочке мы наведывались два раза в год. Бабушка Леры очень ее любила и много сил отдала ее воспитанию. Звали ее Марья Владимировна, была она строга, но ко мне расположена,  доверяла  гулять с Лерой, катать дочку зимой на санках. После нашего с Ниной Федоровной развода в 1967 году Марья Владимировна переехала в Москву и жила с дочерью и внучкой.  Я бывал у них в гостях, мы подолгу беседовали. Она прожила долгую достойную жизнь и  умерла, когда я уже жил в Америке.

  Почему Валерия Ильинична носила фамилию матери?

 Время такое… Непопулярны были еврейские фамилии. Уже набирало обороты дело врачей-отравителей, которое в материалах следствия носило  откровенное название: "Дело о сионистском заговоре в МГБ". Раскручивался маховик "Дела Еврейского антифашистского комитета", особенно  после убийства Михоэлса по приказу Сталина в 1948 году. Отношения СССР с недавно образованным государством Израиль были весьма прохладными – слишком восторженной была реакция советских евреев на визит Голды Меир в Москву. Сталин строил свои каверзные планы переселения всех евреев СССР на Дальний Восток.

 Разве Бурштын – это еврейская фамилия? Скорее, польская…

 Все верно. Родители мои  Соня и Борух  были родом из Польши, они приехали в Москву из Варшавы в 1918 году. Потом хотели вернуться, но поляки организовали собственное независимое государство и родители остались в Советской России.  Мои старшие сестра и брат родились в Варшаве, и этот "анкетный" факт очень мешал им впоследствии, хотя на момент их рождения Польша была частью Российской империи. Своих дедушку и бабушку я не знал  они погибли в Варшавском гетто. Помню лишь, как ходил перед войной с отцом на почту, отправлял им посылки  уже в гетто…  

Я своего еврейства не скрывал никогда. В документах всегда было указано: Илья Борисович Бурштын. И в военном билете то же.  Что означает моя фамилия, я в детстве не знал. Уже работая, приехал в командировку в Вильнюс (там тогда было много поляков) и услышал удивившую меня фразу:

 Почем этот ваш бурштын?
 
– Оказалось, что в переводе с польского "бурштын" означает "янтарь".

 "Дар солнца"? 
 
 Мне ближе название  "слезы моря"…

 Илья Борисович, как вы попали на фронт?

 В июле 1941-го ушел в армию добровольцем. Был связистом, потому и уцелел. Сейчас читаю про злоключения пехоты во время той войны, и мне даже как-то стыдно выпячивать свои военные заслуги. Пехотинцам, конечно, было во сто крат тяжелее.

 Где вы закончили войну?

 Воевал на Третьем Белорусском фронте, закончил войну в Кенигсберге (об участии в штурме города и награждении боевым орденом Илья Борисович скромно умалчивает). 
 
 Были ранены?

 Нет. Ранений не было, в плен не попадал. Господь меня хранил. Не знаю – еврейский или русский, но Он меня хранил. 
 
 Илья Борисович, Бог у всех нас один, у него национальности нет  улыбаюсь я.

– Вы правда так думаете, Рахель? – удивляется мой собеседник 
 
– Конечно, Илья Борисович.  Я понимаю, почему вы меня об этом спрашиваете, но пока вернемся к военной теме. После войны вы сразу демобилизовались?

 Если бы… Почти два года после окончания боевых действий служил во Ржеве. Был рядовым связистом, но уже в штабе дивизии, демобилизовался осенью 1947-го. Образование позволяло поступить мне в только что организованный  институт международных отношений. Я увидел объявление о наборе в МГИМО и пошел к начальнику штаба с просьбой направить меня на учебу. Он ответил резко: "Вы зачислению в этот институт не подлежите".  О национальных квотах для поступающих в институты я тогда наслышан не был, и не понял  почему, в чем дело?  Сообразил позднее  обрабатывая приказы  в штабе, наткнулся на "аккуратную" фразу:  "направлять в подразделения особого назначения только лиц, национальность которых соответствует республикам СССР". Увы,  Биробиджан был лишь столицей еврейской автономной области. Поэтому после демобилизации я сразу поступил в МЭИ – туда евреев принимали. После окончания института работал инженером.

(Примечание автора. Тут Илья Борисович опять из скромности поддерживает официальную версию, изложенную в Википедии. На самом деле он возглавлял отдел электроники в крупном Московском научно-исследовательском институте, работавшем на оборонную промышленность – участвовал в разработке российских систем противовоздушной обороны. И на мою просьбу сфотографироваться в пиджаке с орденскими планками Илья Борисович лишь поморщился: "Зачем? Лишь бы покрасоваться? Велика ли теперь цена советских орденов и медалей? Тем более, что Государственная дума России планирует лишить права на заслуженную в боях с нацистской Германией ветеранскую пенсию тех участников Великой Отечественной войны, которые эмигрировали из России. Не знаю, правда ли это или досужие вымыслы…)

Она с детства была романтической натурой, бунтовщицей, даже в школе устраивала какие-то забастовки

 В Москве мы жили в районе ВДНХ,  продолжает свой увлекательный рассказ Илья Борисович. Семья у нас была интеллигентная, но в школу Лера пошла обычную, пролетарскую. Мне это было не по душе, несколько раз предлагал супруге перевести Леру в хорошую школу в центре Москвы, но Нина Федоровна была против элитарного воспитания. Недавно я прочел воспоминания дочери Вертинского о том, как ее с сестрой родители отправили на лето в пионерский лагерь. Занятная штука: вернулись благовоспитанные девицы домой завшивевшими, научились нецензурно выражаться, – беззлобно посмеивается мой умудренный житейским опытом собеседник.

Лера была отличницей. Не единственной в классе: надо отдать должное, среди пролетариев отличники тоже были. Дочь росла независимой и самостоятельной, взрослой не по годам. У нас с ней сложились хорошие отношения, дружеские и доверительные. Конечно, она не могла не замечать критических замечаний в адрес власти и партийной системы, которые мы с Ниной Федоровной себе позволяли высказывать дома. Дал дочери прочесть повесть Солженицына "Один день Ивана Денисовича". Лере не было еще и тринадцати, но восприняла, на удивление, все правильно. Она с детства была романтической натурой, бунтовщицей, даже в школе устраивала какие-то забастовки. Одно время восторгалась Кубой и Вьетнамом. Ходила в райком комсомола, просила отправить ее на войну во Вьетнам в качестве бойца. Ей отказали, отправили домой с наказом прийти, когда научится стрелять. Представляете, она целый год по воскресеньям вставала ни свет ни заря и ездила на стрельбища. Так и не научилась, при ее-то близорукости…

Решаясь на свою первую серьезную акцию, Лера понимала, что рискует очень многим

 Лере было семнадцать лет, когда я сообщил ей о своем решении развестись с Ниной Федоровной. Реакция дочери была молниеносной: "Я ухожу с тобой!". Мне пришлось долго уговаривать ее остаться с матерью, для которой одновременная  потеря двух близких людей была бы сильным ударом. Я настоял: "Лера, надо оставаться". Дочь меня поняла. Родственники Нины Федоровны тоже меня не осуждали, мы продолжали поддерживать с ними уважительные отношения.

– Как молодая девушка из интеллигентной семьи столь  решительно окунулась в борьбу против советской власти? Что это было: безрассудство или отчаянная смелость?

 Конечно, это была отчаянная смелость.  Она не была безрассудна, но и трезвого расчета у нее не было, она была человеком увлекающимся. Решаясь на свою первую серьезную акцию, Лера понимала, что рискует очень многим. К тому времени она с серебряной медалью окончила среднюю образовательную школу и поступила на французское отделение престижного института иностранных языков им. Мориса Тореза".

(Примечание автора. Илья Мильштейн (известный российский журналист)  очень точно подметил это качество Леры: "Благородство, помноженное на бесстрашие, – вот редкость. Эта физическая невозможность смолчать, которая заставляет 19-летнюю девочку разбрасывать листовки в Кремлевском дворце съездов, ломая себе карьеру и жизнь, обрекая на пыточный режим в психушках. А после освобождения заниматься распространением Самиздата, организовывать подпольную партию, подпольный профсоюз... и выйти наконец с плакатом на демонстрацию, едва повеет перестройкой и гласностью. "Можешь выйти на площадь, смеешь выйти на площадь..." – эти строки Александра Галича украшали членский билет Демократического Союза – небывалой партии, в которой она состояла с первого до последнего дня. В гордом одиночестве").

 Валерия Ильинична  поделилась с вами своими планами?

 К сожалению, нет. Я бы попытался ее остановить. Но к тому времени я уже жил в новой семье, в 1967 году у нас с Лидией Николаевной родился сын и я стал уделять дочери меньше внимания. Единственное, что помню из событий осени 1969 года: перед тем, как 5 декабря пойти в Кремлевский дворец съездов, она прочла мне свое собственное стихотворение  очень злое, направленное против правительства, с укором  против ввода танков в Чехословакию. 

Спасибо, партия, тебе
За все, что сделала и делаешь,
За нашу нынешнюю ненависть
Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе
За все, что предано и продано,
За опозоренную Родину
Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе
За рабский полдень двоедушия,
За ложь, измену и удушие
Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе
За все доносы и доносчиков,
За факелы на пражской площади
Спасибо, партия, тебе!

За рай заводов и квартир,
На преступлениях построенных,
В застенках старых и сегодняшних
Изломанный и черный мир...

Спасибо, партия, тебе
За ночи, полные отчаянья,
За наше подлое молчание
Спасибо, партия, тебе!

Спасибо, партия, тебе
За наше горькое неверие
В обломки истины потерянной
В грядущей предрассветной мгле...

Спасибо, партия, тебе
За тяжесть обретенной истины
И за боев грядущих выстрелы
Спасибо, партия, тебе!

Стихотворение мне понравилось, я его похвалил. Но действительно не знал, не мог даже предположить, что язвительно названное Лерой обращение "Спасибо, партия, тебе!" станет текстом листовки, многочисленные экземпляры которой моя дочь и несколько ее друзей дерзко сбросят на головы посетителей помещения, в котором проводились самые важные общественно-политические мероприятия государства.

 Леру и ее друзей  мгновенно арестовали в зале  Кремлевского дворца съездов и обвинили в антисоветской агитации и пропаганде (статья 70 УК РСФСР),  голос 92- летнего Ильи Николаевича горестно, но точно чеканит название и номер статьи Уголовного кодекса.   Дочь поместили в одиночную камеру следственного изолятора в Лефортово,  продолжает он.  Туда к ней стал часто приходить Даниил Романович Лунц  полковник КГБ, возглавлявший во Всесоюзном НИИ общей и судебной психиатрии имени В.П. Сербского диагностическое отделение, занимавшееся обследованием советских диссидентов. Даниил Лунц совместно с директором института Георгием Васильевичем Морозовым были наиболее известными представителями преступной практики использования психиатрии в политических целях в СССР, последователями отвергнутой мировым психиатрическим сообществом  концепции "вялотекущей (бессимптомной) шизофрении".

Автором этой концепции был сопредседатель стационарной судебно-психиатрической экспертизы А.В. Снежневский. Лунц откровенно и беспощадно  провоцировал Леру и она совершенно заслуженно назвала его  "инквизитором, садистом и коллаборационистом, сотрудничающим с Гестапо". Он обследовал не только мою дочь  в числе его "пациентов" побывали известные диссиденты Петр Григоренко, Синявский, Есенин-Вольпин, Файнберг, Яхимович,  Буковский, Шиханович. И, конечно, Наталья Горбаневская, с которой Лера подружилась и вместе, в одной палате находилась на принудительном лечении в специальной психиатрической больнице в Казани.  Так называемое "лечение" в Казани было жестоким и бесчеловечным, и конечно, серьезно подорвало здоровье моей дочери.

Просил прекратить применять к дочери электрошок и изуверские уколы  ведь Лера здорова, просто не угодна властям

 Илья Борисович, вы лично навещали дочь в Казани? Если да, то что вы там видели?

 На "свидания" мы с Ниной Федоровной ездили в Казань поочередно. Леру все время упрекали в дружбе с более опытными диссидентами. В частности, в дружбе с Горбаневской; я часто видел Наталью, когда приезжал в эту "спецлечебницу". Свидания проходили в большой комнате, с широким и длинным столом, по обе стороны которого сидели осужденные напротив визитеров-родственников. Одновременно в комнату заводили около 20 осужденных. Возле стола стоял надзиратель  раз в месяц разрешали продуктовые передачи. Ни передать записку, ни за руку взять было нельзя, хотя стеклянной перегородки, как в тюремном изоляторе, там не было.

Лера была очень сильным, выносливым человеком, она редко позволяла себе жаловаться даже самым близким людям. Но в Казани к ней применялись настолько жестокие методы "лечения", что я не мог не пойти к главврачу  фамилию этого офицера медицинской службы я уже не помню, много лет прошло. Просил прекратить применять к дочери электрошок и изуверские уколы  ведь Лера здорова, просто не угодна властям. Совсем молодая девушка… И если очень постараться, в любом из нас можно найти зацепку для психиатрического диагноза. 

Он прямо заявил мне: "Да, вы правы – в каждом человеке, если присмотреться, можно найти какие-либо психиатрические отклонения. Только надо, чтобы не присматривались."

 ...мораль его высказывания проста: нельзя выделяться из толпы. Такова была цель карательной психиатрии. Недавно я беседовала с известным поэтом, диссидентом и потомственным психиатром Борисом Херсонским. Он рассказал мне о трагической судьбе украинской диссидентки Ганны Михайленко, авторе книги "Диагноз КГБ  шизофрения". И подтвердил, что  вымышленный Снежневским диагноз отныне не входит в официальные классификации душевных болезней (DSM-5). МКБ - 10.    

 Полностью согласен с этой точкой зрения. О том же писала и Наталья Горбаневская в своей статье "Позорное наследие"  это ее рецензия на привлекшую серьезное внимание книгу Виктора Некипелова "Институт Дураков":  
"Если говорить о "системе" и о сегодняшнем дне, то нельзя не отметить: хотя в начале 90-х на волне дошедших наконец до советской и российской печати разоблачений карательной психиатрии положение во многом изменилось к лучшему, однако институт Сербского, в прошлом оплот этой системы психиатрических преследований, вновь решительно повернул к прошлому… и далее: отказ посмотреть в глаза прошлому, рассчитаться с ним  опасная вещь. И для душевного здоровья отдельного человека как пациента или потенциального пациента, и для самого психиатра, и для душевного здоровья общества"  
(Источник: Альманах "Неволя". Приложение к журналу  "Индекс/Досье на цензуру").

– Масштабы жестокости системы наказаний инакомыслящих в СССР были чудовищны. Тех, кто попал в жернова карательной системы, кого преступной советской власти не удавалось лишить жизни, цинично калечили, лишая молодых и здоровых людей возможности построить полноценную  семью…

 Вы правы, Рахель. Об этом много написано  калечили и мужчин, и женщин. В ходе  "лечения" в Казани Лера  молодая, здоровая девушка, была навсегда лишена главной привилегии женщины: возможности стать матерью. Ее здоровье было подорвано очень серьезно. Но силу духа и целеустремленность Леры последовавшие за первым арестом многочисленные испытания, моральные издевательства оппонентов "недалеких" политиков и "желтых", заказных журналистов  не сломили. Лишь когда к власти пришел диктаторский режим президента Путина, Лера с горечью заметила, что людей можно научить желать свободы, но невозможно заставить быть свободными.

(Примечание автора. Это признание далось Илье Борисовичу очень нелегко. До последнего момента я не хотела предавать публичности именно этот, очень личный, факт биографии Валерии Ильиничны. Но цинизм советской политической системы и воспитанной той системой толпы, не единожды оскорблявшей человеческое достоинство Женщины, которую я безмерно уважаю и ценю, вынуждают меня пойти на сложный с позиции журналистской этики шаг. Именно Система превратила молодую, здоровую и очень красивую девушку  в  инвалида, над которым  бесстыдно потешались все, кому не лень).

 Валерия Ильинична и после возвращения из Казани часто попадала  в следственный изолятор временного содержания и на "краткосрочное" принудительное лечение в московскую психиатрическую клинику, известную в народе под названием "Каширка". Что происходило с ней там, вам известно?

 На следственный изолятор не жаловалась  говорила, что уголовницы ее уважают и не обижают. Частые обыски квартиры  это, конечно, было большое неудобство для семьи, которая после моего ухода состояла лишь из трех женщин... Психиатрические клиники  это было настоящее наказание. В "Каширке" ее держали по месяцу, но начальник отделения, куда ее помещали, был человеком порядочным  психотропными препаратами ее не закалывали. Однако сама больничная обстановка, жизнь среди психически больных людей, была ужасна. Как-то раз Лера пожаловалась, что одна из пациенток пыталась выцарапать ей глаза, сорвав с нее очки. Страшно это было….

Однажды дочь попала в другое отделение  к женщине-врачу, которая назначила ей очень сильнодействующие инъекции. Я увидел Леру абсолютно беспомощной: ее сильно обкололи. Лера редко жаловалась, но тут не сдержалась: попросила меня помочь. Я заявил врачу, что она действует неправомочно и что моя дочь здорова. Ответ был резким: "Здоровых здесь нет. Выступать против советского государства может только психически больной человек!"

Она считала, что каждый человек должен положить свою жизнь за русский народ

 O жизни Валерии Ильиничны Новодворской много информации в интернете. И хорошего, и плохого написано предостаточно. Каким человеком в действительности  была ваша дочь, Илья Борисович?  
 
 Я уважаю все, что успела сделать моя дочь. И потому не Лера, настаиваю,  Валерия Ильинична! была очень честным, порядочным и смелым человеком. Она была Личностью. Выдающейся личностью. Наивна? Да, не очень хорошо разбиралась в людях и поэтому получила в жизни много разочарований: сначала человеком очаровывалась, вдохновлялась, а затем страдала… Максималисткой была: требовала очень многого и от себя, и от своих соратников, перед которыми подчас ставила слишком сложные, невыполнимые задачи.

Была искренней, умной, доброжелательной  и увлекающейся:  я очень любил ходить с ней в театр, потому что она умела просто и интересно разъяснить мне любую, самую сложную и запутанную режиссерскую трактовку. Ее интересовали литература, философия, история, драматургия. Она много училась сама, достигала всего собственным умом и упорством.

И конечно, главным для нее было ее служение России. Она считала, что каждый человек должен положить свою жизнь за русский народ. И когда я говорил ей: "Лера, какой русский народ? О чем ты беспокоишься? Русскому народу не нужна свобода, ему нужна лишь дешевая водка и дешевая колбаса! Не всем, конечно, но почти всем, 95 процентам населения России", она мне спокойно и невозмутимо  отвечала: "А я работаю ради тех оставшихся пяти процентов, которым нужна Свобода!" 

– Серьезные размолвки с дочерью случались у  вас?

– Мы могли поспорить, конечно, но быстро мирились. Я знаю, что злые языки поговаривают, будто мои доверительные отношения с дочерью использовал КГБ. Эта организация часто заставляла близких родственников политически осужденных следить и доносить… Такие факты, увы, известны. Но я перед светлой памятью о дочери чист – никогда доносительством не занимался. Единственная крупная ссора произошла у нас в связи с моим отъездом в Америку. Это событие она перенесла очень тяжело. Обиделась сильно, предателем назвала – она ведь была максималисткой. На первых порах считала это колоссальным предательством. Но сердце у нее было добрым, человеком она была отходчивым, умела прощать. Полным разрывом эта размолвка для нас не стала.

 Валерия Ильинична прилетала в Америку. Вы виделись с дочерью или она была очень занята ?

 Виделись, но не часто  лишь три раза за двадцать лет. Первый раз она приезжала к нам вместе с Боровым. Второй раз приехала одна, выступала перед жителями нашего городка, а потом мы посидели дома. Хорошо посидели, по-семейному… Перезванивались:  я всегда звонил в день ее рождения, это обязательно. Но звонил, конечно, не только раз в год. Просто переписываться нам было удобнее, Лера не очень любила говорить по телефону. Мы обсуждали с ней список поэтов, которых она хотела включить в свой сборник "Поэты и цари", даже немного поспорили при этом, но не сильно. Самая моя любимая из ее книг  это сборник-цикл ее лекций "Мой Карфаген обязан быть разрушен". У меня есть все или почти все ее книги  их помог ей выпустить Константин Боровой, она ведь была его помощником, когда он был депутатом Государственной думы. Они интересны  если не читали, обязательно прочтите.

Когда Лера ушла, очень четко почувствовал оглушительную пустоту

 12 июля прошлого года… Смерть Леры была для меня полной неожиданностью. Только перед этим я с ней разговаривал по телефону, все было хорошо. Конечно, это не было злонамеренным отравлением (такие слухи ходили), смерть ее была естественной. Она болела диабетом, и фатальной стала небольшая загноившаяся рана на ноге, вызвавшая сепсис. Рассказали мне об этом люди, которые жили с Ниной Федоровной и помогали ей по хозяйству. 

Когда Лера ушла, очень четко почувствовал оглушительную пустоту здесь (ладонь Ильи Борисовича ложится на грудь, прикрывая сердце)… Для меня Москва опустела. Я так многое не успел дочке сказать: не сказал, как сильно ее люблю, как горжусь ею. Как-то не принято у нас это было… Теперь  поздно. 

(Примечание автора. В голосе Ильи Борисовича нет ни капли показных слезных нот, но звучит он тише, приглушеннее. Лишь взгляд его выдает всю глубокую степень скорби и отчаяния отца, безмерно любившего свою дочь, и познавшего горе пережить свое дитя).

 Вся наша беседа с вами, дорогой Илья Борисович, была именно об этом, ее лейтмотивом стала отеческая любовь и  горечь невосполнимой утраты. И утраты, увы, не единственной…

 Боря…  дружно, в один голос произносят имя Бориса Ефимовича Немцова Илья Борисович и его супруга Лидия Николаевна. – Какого человека потеряла Россия, горе это большое ! А ведь совсем недавно он писал о Валерии Ильиничне, пожалуй, лучше всех написал.

Борис Немцов: "Лера – одна из немногих в России энциклопедически образованных людей, отличалась железной волей, убежденностью и принципиальностью. Компромиссы – это не про нее. Ее травили, бросали в тюрьмы, признавали психически больной... но никому и никогда не удавалось ее нагнуть и сломать. Была она человеком чистым и светлым. Удивлялась, когда сталкивалась с подлостью, предательством. Несмотря на тяжелую жизнь, умудрилась сохранить какую-то детскую наивность и доверчивость. Нет таких больше в России. Светлая память, дорогая Валерия Ильинична..."

http://gordonua.com

 


Теги статьи:
Распечатать Послать другу
comments powered by Disqus
Губернатор Челябинской области начал активно действовать после визита генерального прокурора РФ Игоря Краснова.…
Владелец АФК "Система" настойчиво пытается скрыть настоящее состояние дел?
Дивизион олигарха Андрея Березина, похоже, продолжает скрывать свою ответственность за масками, создавая новые юридические лица для строител…
После визита в Сочи в конце лета вице-премьера Дмитрия Патрушева в рамках рабочей поездки, посвященной реализации «мусорной» реформы на Куба…
На пост главы крупнейшей государственной авиационной компании может претендовать весьма противоречивый менеджер Игорь Морачев, которого связ…
Активами Дмитрия Медведева управляет его однокурсник Илья Елисеев.
loading...
Загрузка...
loading...
Загрузка...
Все статьи
Последние комментарии
Наши опросы
Как вы считаете, санкции влияют на обычных граждан России больше, чем на политическую элиту?






Показать результаты опроса
Показать все опросы на сайте