Худшая из волн. Что известно о третьей волне эпидемии в России

За последние две недели госпитализации перестали расти. Однако причина замедления — не локдаун (для его вклада ещё рано), не спад и не плато, а попросту отсутствие мощностей. В Бурятии уже в июне не осталось резервов. Негде разворачивать койки. Людей некуда класть. В больницах баллоны с кислородом переставляют спортсмены — у медперсонала на это уже нет сил. Вся плановая медпомощь закрыта — осталась только экстренная. Все резервы сейчас брошены на ковид: в стационарах и поликлиниках с ковидом теперь работают и стоматологи, и медики частных клиник, и студенты старших курсов. В Бурятию на помощь приехали медики из Калмыкии, Башкирии и из других регионов.

В ход пошли все резервы. Пациенты лежат в коридорах — больницы переполнены. Пациентов начал принимать военный госпиталь. Под ковидный госпиталь переоборудовали даже гостиницу. Новый ковидный госпиталь в Улан-Удэ заполнился за считанных три часа. СМИ сообщали о том, что в больницах не хватает кислорода, а родственникам пациентов предлагают ухаживать за своими родными в реанимациях самим.

Кировская область

Пример ещё одного вертикального взлета — Кировская область:

За считанные недели регион преодолел свои осенние рекорды в 4,2 тысячи госпитализированных. Если осенью рост от тысячи госпитализированных до 4 тысяч занял 68 дней, то сейчас на это ушло в 2,5 раза меньше — всего 27 дней. Койки разворачивают везде: в санаториях, в психбольнице, в офтальмологической больнице, даже в областном наркологическом диспансере. Число пациентов в реанимациях растёт также в 2,5 раза быстрее, чем осенью — и, в отличие от осенней волны, без какой-либо задержки относительно госпитализаций.

Иркутская область

В Приангарье, как и во всех регионах, ничего не предвещало: вплоть до мая в области продолжался устойчивый спад госпитализаций — с 4 тысяч занятых коек до 1,1 тысячи регион шёл 5 месяцев. Май держался на одном уровне, а в начале июня госпитализации пошли в быстрый рост и прибавляли по 40−60% каждую неделю. За последний месяц число пациентов в больницах выросло в 3,8 раз, за 37 дней рост 5-кратный. Если спуск занял 5 месяцев, то подъём обратно до пиковых 4 тысяч прошёл всего за 26 дней — на треть быстрее, чем во время высокой осенней волны.

Сейчас в регионе уже 5,5 тысяч госпитализированных, и рост продолжается. Вместе с тем, в больницах уже нет мест — так, фельдшер иркутской скорой помощи рассказывает: «Очень много тяжелых больных, которые реально задыхаются, у которых сатурация ниже 80. Отправляют бригаду, а бригада ничего не может сделать, потому что больных некуда везти — мест нет».

В области не хватает кислорода для ИВЛ — местные производители не справляются с нагрузкой. Правительство попросило помощи у соседних регионов. Уже в конце июня регион побил прошлогодние рекорды потребления кислорода: если в 2020 уходило до 136 тонн в неделю, то в последнюю неделю июня, при том же числе госпитализированных, уже на 20% больше — 162 тонны.

Медики написали обращение к правительству области, где призвали ввести локдаун: ситуация критическая. Правительство региона заявило в ответ, что локдаун не решит проблему: «Люди будут ходить, общаться, гулять, отдыхать большими компаниями — смысл тогда какой?».

Марий Эл

Республика тоже на пределе возможностей.

Вплоть до конца июня еженедельный прирост госпитализаций составлял от 50 до 80% на протяжении нескольких недель, и такого не было даже осенью. В октябре, в активную фазу роста, госпитализации в Марий Эл прибавляли в среднем по 30−40% в неделю. В третью волну в июне только две недели число новых госпитализаций выросло в 2,3 раза, за месяц — в 4,7 раз. Если 3 июня в больницы попадало в среднем по 26 человек в сутки, то спустя 4 недели — уже 114. Для сравнения: осенью Марий Эл прошла тот же путь вдвое медленнее: тогда на это ушло 57 дней.

Санкт-Петербург: пир во время чумы

Со столицами — разговор отдельный.

По Петербургу уже больше месяца надёжных данных нет: их скрывают. С декабря 2020 правительство Петербурга стало публиковать ежедневные сводки-отчёты по эпидемии. Сводки включали правдоподобные цифры по заболевшим (и нередко они значительно отличались от официальных цифр оперштаба), число новых госпитализаций, число пациентов в больницах с распределением по тяжестью состояния. Со временем данные обогащались: так, весной в еженедельных и ежемесячных сводках появились данные о количестве вызовов врачей на дом, о количестве проведённых КТ-исследований и о работающих КТ-центрах, о работе поликлиник, числе выданных пульсоксиметров амбулаторным больным и др. Так Петербург стал самым открытым регионом России по части коронавирусной статистики.

А 2 июня начался ПМЭФ, и сводки исчезли. Их место заняли пресс-релизы с экономического форума. 8 июня сводки вновь начали публиковать — но теперь оттуда вычищено всё, что имеет отношение к динамике эпидемии: теперь это отчёты по вакцинации. И ни шум в СМИ, ни депутатские запросы не помогли. Комздрав предпочёл отмалчиваться и запретил отправлять сообщения журналистам в специальном чате WhatsApp после прямого вопроса.

Так мы оказались в ситуации первой волны: в то время как в прошлом мае госпитализировали по 600−700 человек в сутки, оперштаб заявлял про 200−300 выявленных. Как и год назад, всё, что нам остаётся — это редкие заявления чиновников, инсайды от врачей и косвенные сигналы в виде многочасовых очередей скорых перед больницами даже по ночам.

Это сокрытие статистики происходит на фоне Евро-2020 — Петербург принимает семь матчей чемпионата. Ощутимых ограничений в городе нет давно, а катастрофическая ситуация с эпидемией (даже официально Петербург бьёт рекорды коронавирусной смертности и демонстрирует летальность в 10%) не помешала провести «Алые паруса» с гуляниями на 40 тысяч человек.

Однако восстановить динамику новых госпитализаций возможно — из эпизодических сообщений в СМИ и инсайдов от врачей. К началу июня Петербург вышел на 500 госпитализаций в сутки, спустя неделю стало известно уже про 700. Через 8 дней Комздрав заявил про среднее число госпитализаций 800−850 в сутки, через несколько дней губернатор Беглов озвучил показатель в 800−900 «на прошлой неделе», а спустя ещё неделю стало известно про рост госпитализаций до 1000 в сутки.

Этого достаточно, чтобы построить график госпитализаций. Серым выделена зона с расчётными точками:

Петербург превысил пики и второй волны, а такой резкой динамики, как сейчас, в городе ещё не было.

Осенью рост от 1,9 тыс. госпитализаций в неделю до пиковых 6,1 тыс. занял 13 недель, сейчас на аналогичный рост ушло всего 7. На рост от 2,7 до 5,8 тыс. в неделю осенью ушло 9 недель, сейчас — всего 4. Даже в первую волну, при полностью неиммунном населении, темпы были ниже почти в полтора раза.

При этом доля пациентов на ИВЛ выросла в полтора раза: если в конце декабря на ИВЛ лежало 400 пациентов, или 4% от госпитализированных, то сейчас — уже 600 (6%) при сопоставимом числе занятых коек.

По неподтверждённой информации, с начала июля в Петербурге началось небольшое снижение госпитализаций — до 800−900 в сутки против 1000+ в последнюю неделю июня.

Вместе с тем, альтернативные источники данных снижения пока не показывают: ни динамика тестирования, ни динамика эпидномеров, которую собирает аналитик Алексей Куприянов.

Данные МИБС, сортировочного центра, на который приходится 40% всех КТ-обследований, говорят о том же: рост продолжается. Только за прошлую неделю выявили рекордное с начала эпидемии число пневмоний:

Москва: пик третьей волны пройден?

В Москве также есть признаки выхода на плато. Плато выше, чем в прошлые волны: последние три недели среднесуточно госпитализируют от 1600 до 1800 человек, а доля пациентов на ИВЛ на 20−25% превышает пики второй волны.

Москва первая, где стали расти госпитализации. Тренд здесь меняется уже 20 марта — ровно спустя 12 дней после отмены ограничений для пожилых. Им разблокировали транспортные карты, разрешили вернуться на работу и отменили требование о самоизоляции. Вскоре после этого госпитализации, которые снижались непрерывно 2,5 месяца, возобновляют рост, и только за март доля пожилых в больницах растёт с 66 до 75%.. Это происходит на фоне распространения в Москве британского штамма, B.1.1.7, на 50% более заразного по сравнению с диким вирусом. Рост плавный и умеренный: новые госпитализации выросли на 54% — с 700 до 1080 — за 50 дней. Осенью на это ушло 19 дней, прошлой весной — всего 10. Тенденция тревожная, скорость — нет.

В начале мая рост почти сходит на нет. А сразу после длинных майских выходных госпитализации вновь рвутся вверх и начинают прибавлять по 10−15% к прошлой неделе. Это продолжается меньше недели — уже в середине мая начинается спад, и госпитализации медленно снижаются вплоть до начала июня.

А в первую неделю июня происходит взрыв. Сначала госпитализации вырастают за считанные дни до 1200, а затем одним днём — до 1500. Такие рывки Москва показывала только во время первой волны эпидемии. И за считанные две недели Москва выходит на уровень прошлогодних пиков, а вскоре их преодолевает:

Уже в конце июня в Москве госпитализируют в среднем 1800 человек — за три недели до этого было на 70% меньше, 1060 в сутки.

Для сравнения: осенью-зимой тот же путь Москва проходила не 21 день, а 75 — 2,5 месяца. Ситуация ухудшалась непрерывно всю осень и декабрь — но стремительного роста во вторую волну в Москве не было.

Темпы прироста в третью волну оказались в 3,6 раза выше, чем осенью. Последний раз схожую скорость мы наблюдали только в самом начале эпидемии, но тогда прирост шёл с низкой базы, и после 1770 среднесуточных госпитализаций пик прошёл — и начался спад. Ему предшествовало больше месяца стремительного подъёма.

На то, что ситуация куда серьёзнее, чем в прошлые волны, указывает и тяжесть пациентов. Уже сейчас на ИВЛ в Москве — 680−740 человек, и это на 20−25% выше максимумов второй волны (при одинаковом уровне госпитализаций на пике).

Хуже другое: скорость прироста пациентов на ИВЛ почти вдвое опередила скорость прироста новых госпитализаций. Так, с 13 по 27 июня госпитализации выросли на 20%, тогда как число пациентов на ИВЛ — на 34%. Растёт не только абсолютное количество тяжёлых больных, но и их доля: в Москве каждый восьмой пациент лежит в реанимации, а каждый двадцатый — на ИВЛ, и это — рекорд за всю эпидемию.

И это — вторая очень неприятная особенность новой волны, но о ней позже.

Другие регионы

Регионы выше — не единичные примеры: именно резкий взрывной рост — важное отличие новой волны эпидемии от осени. Другие примеры:

• Алтайский край. Пошёл в рост в начале июня, и с каждой неделей темпы прироста растут: три недели назад госпитализации выросли на 37%, спустя две недели рост ускорился до 70%, последние две недели — 38−58%. Всего за месяц число пациентов в больницах выросло в 5,3 раза, и рост набирает обороты.

• Пермский край. Начало роста — в середине июня, только за две недели госпитализации выросли в 2,2 раза — и скорость, как и в случае с Алтайским краем, с каждой неделей только растёт: от недели к недели новые госпитализации увеличиваются на 40−60%. Всего за четыре недели рост — в 4,2 раза.

• Свердловская область. Прирост за месяц — в 3 раза, но тенденции очень неприятные — к ускорению. Если три недели назад прибавка была +10% за неделю, затем +29%, то последние две недели +40−50% в неделю.

• Мурманская область. Прирост за месяц — в 3 раза.

• Карачаево-Черкесия. Здесь госпитализации за две недели выросли в 2,2 раза, за три недели — в 3,8 раза.

• Хакасия. За последний месяц госпитализации выросли в 7 раз, только за последние 2,5 недели занятый коечный фонд вырос в 3,2 раза.

• Адыгея. Здесь база низкая, но рост в 3,6 раз только за неделю — очень нехорошая для региона тенденция.

• Тыва. За месяц занятый коечный фонд взлетел в 12 раз.

• ЕАО. Ещё один рекордсмен, наряду с Бурятией: здесь за месяц госпитализации взлетели в 13,8 раз.

Это только часть примеров — на деле растут все регионы. Без исключений.

• Регионы, где занятое число коек выросло больше, чем в 5 раз за месяц — 8.

• Рост от 4 до 5 раз за месяц — 5 регионов.

• Рост от 3 до 4 раз за месяц — 21 регион.

• Рост от 2 до 3 раз за месяц — 26 регионов.

• Рост от 1,5 до 2 раз за месяц — 12 регионов.

• Скромный рост от 10 до 50% за месяц — 4 региона.

• Регионы, по которым отсутствуют данные о госпитализациях за последние полтора месяца — 9.

Что происходит по стране в целом

2 июня в России было занято всего 70 тысяч коек — это минимум с сентября 2020. Уже 17 июня Минздрав говорит про 107 тысяч занятых коек, за неделю число госпитализированных выросло на 53%. И это — рекордный прирост госпитализированных пациентов: такого не было даже осенью. К 7 июля число занятых коек выросло ещё на 61% — уже до 172 тысяч занятых коек. К 9 июля занято уже 180 тысяч.

Такова динамика занятого коечного фонда по стране за последние 10 месяцев:

Из неприятного:

• Худшая динамика осенью наблюдалась в первую половину октября: тогда, с 29.09 по 16.10, число госпитализированных пациентов выросло на 46,5 тысяч — по 2,4 тысячи в сутки. За 17 дней госпитализации выросли на 40%.

• Темпы в первую половину июня — 52%: за 15 дней занятый коечный фонд вырос в полтора раза. Средняя ежедневная скорость прироста — почти в полтора раза больше осенней.

• Общий прирост за 37 дней, с 2 июня по 7 июля — 110 тысяч занятых коек, +157%. Для сравнения: в активную фазу роста второй волны, за 36 дней, с 22 сентября по 28 октября, темпы были вдвое ниже — тогда за тот же период рост составил +76%,

• Несмотря на замедление темпов в конце июня-начале июля, скорость прироста госпитализаций остаётся в в 1,5−2 раза выше осенней.

Напоследок — самый пугающий график этой волны. Это — динамика крайне тяжёлых пациентов, лежащих в реанимациях Новосибирской области с ковидом:

И про тяжесть заболевания — разговор отдельный.

Особенность 2: старые схемы перестали работать. «Пациенты не реагируют на прежние протоколы»

Врачи со всей страны отмечают: вирус стал агрессивнее, болезнь протекает тяжелее, а пациенты хуже поддаются лечению. Громче всех об этом заявил Денис Проценко, главврач московской Коммунарки: «Есть ощущение, что меняется вирус, в последнее время мы периодически видим неуспехи терапии, что заставляет задуматься о том, что вирус тоже за эти полтора года несколько изменил свое лицо, мутировал». Но Проценко не единственный и не первый, кто бьёт тревогу.

О том же сообщают и врачи других московских госпиталей. В Центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бурденко рассказывают, что лёгких форм у «стерильных» — не привитых и не болевших ранее — стало мало: теперь встречаются в основном средние и тяжёлые формы. Валерий Вечорко, главврач ГКБ №15, отмечает, что клиника за полгода-год сильно поменялась: теперь течение тяжелее, а процесс развивается быстрее. Московская инфекционистка Лилия Баранова отмечает: «Болеют однозначно тяжелее, просто повально». И это — про молодых пациентов: 22−28-летних стало много. Олег Абакумов, пульмонолог Коммунарки, рассказывает о том же: «К сожалению, нам приходится менять схемы лечения, старые не работают. Вирус нам постоянно подкидывает сюрпризы, о которых не пишут в книгах и не проводят исследования».

Такие же сообщения доносятся из Петербурга: тяжёлых больных стало больше.

В Татарстане также рассказывают, что поменялась клиника — сегодня пациентам чаще нужна кислородная поддержка, заболевание протекает тяжелее, и даже среди больных с КТ-1, которые раньше лечились дома, теперь встречаются пациенты с дыхательной недостаточностью. В стационар поступают уже тяжёлые — и прежняя терапия больше не работает. «Дозы лекарств, которыми блокировали цитокиновый шторм, недостаточно. Медики вынуждены увеличить их вдвое, — делится министр здравоохранения Татарстана. — Тяжесть состояния совсем другая, более тяжелая и более сложно поддается лечению». Местный инфекционист замечает: утяжеление болезни происходит за более короткое время, чем раньше, при этом выросло число тяжёлых форм ковида, а вирус поражает всё больше молодых людей.

Михаил Любимов, прекрасный татарстанский журналист, вхожий в казанские «красные зоны», рассказывает: «Реанимации заполнены доверху, кадры сняли жуткие. Всё подтверждается: вирус мутировал (мы имеем фактически новую болезнь “Дельта”), ускользает от проверенных казалось лекарств, молниеносно размножается и больные угасают за считанные часы, поражает ещё больше людей среднего возраста».

В Вологодской области врачи жалуются: «Среди тяжелых больных появилась новая категория: 20% не реагирует на все прежние протоколы лечения». У каждого четвёртого, кто попадает в больницу, тяжёлая форма болезни — при этом от клинических проявлений до реанимации проходит всего 3−4 дня.

Об этом говорит Дагестан, о том же сообщают врачи Кабардино-Балкарии. О том же говорят и в Карелии, и в Якутии. В Нижегородской области также рассуждают, что вирус ведёт себя по-другому — агрессивнее, чем прежде. О том же говорят и в Башкирии: «То лечение, которое давало положительную динамику в первые 2–3 дня госпитализации, уже не работает». В Иркутской области говорят, что заболевание стало протекать тяжелее, о том же сообщают из Бурятии. На Сахалине рассказывают, что КТ-1 может за считанные сутки превратиться в КТ-4 — причём на фоне видимого благополучия. Про резкое утяжеление болезни рассказывают врачи Вологодской области, Мурманской области, Кузбасса, Иркутской области, Татарстана, Курской области, Ленобласти, Тюменской области, Якутии, Новосибирской области, Северной Осетии, Брянской области, Калмыкии, Оренбургской области, Забайкалья и Пензенской области.

Эти сообщения — отовсюду.

Бьют тревогу не только врачи, но и руководители регионов. Самый яркий пример — из Псковской области: здесь губернатор написал алармисткий и отчаянный текст, который свидетельствует: ситуация более чем серьёзная.

«…ситуация становится критической. На сегодняшний день реанимация Псковской областной инфекционной больницы переполнена, количество коек на пределе. При этом привозят, по большей части, молодых людей от 20 до 45 лет в крайне тяжёлом состоянии. У каждого уже вторая стадия развития новой коронавирусной инфекции, при этом на первой у них не было никаких признаков COVID19, и болезнь развивается очень стремительно».

Губернатор Михаил Ведерников пишет: «Ситуация в регионе ухудшается гораздо быстрее, чем мы предполагали», и это — общее место для всех регионов. Это не алармизм и не фигура речи: такого стремительного ухудшения не было ни в первую, ни во вторую волну.

Особенность 3: «вирус стал менее предсказуем, течение молниеносное, столько тяжёлых пациентов ещё не было»

Реанимации переполняются быстрее, чем обычные койки

«Реанимация заполнена на 120%», — говорит врач ковидного госпиталя в Приморье. Все пациенты тяжёлые, степень поражения больше половины, много молодых.

В Пензенской области закончились реанимационные койки — пришлось открыть вдвое больше, но уже спустя несколько дней врио министра здравоохранения заявил, что задействовано 100% реанимационных коек. Число тяжёлых больных резко увеличилось, а кадров — дефицит: в регионе не хватает анестезиологов и реаниматологов.

«Реанимационных мест нет. Обученных реаниматологов не хватает», — рассказывают врачи Свердловской области. В псковских реанимациях также закончились места — в регионе экстренно разворачивают новые: в прошлые волны эпидемии такого не было, и мест в реанимациях хватало.

«Реанимации переполнены», — говорят в Забайкалье. Реанимационных коек в регионе не хватает — из-за этого под ковид вынужденно переводят перинатальный центр. В Костромской области также все реанимационные койки загружены на 100%, а ситуация хуже, чем в прошлом году. Растёт число больных в ОРИТ в Кабардино-Балкарии и в Кировской области.

Закончились реанимационные койки и в курской БСМП. В московской ГКБ №52 — одной из крупнейших больниц, с фондом более тысячи коек, — максимальная заполняемость, «реанимация заполнена даже с перегрузом», мест нет. В госпитале в Крылатском — изначально временном, рассчитанном на лёгких пациентов, — стало не хватать реанимационных коек: их пришлось увеличивать. Процент пациентов в реанимации увеличился. Тех, кому нужна кислородная поддержка, стало больше. Как и молодых пациентов в реанимации: раньше их было меньше 5%, теперь — 15%.

Это ещё одно общее место в сообщениях из регионов — и ещё одна неприятная особенность новой волны. Реанимации заполняются быстрее, чем обычные койки — и к такому валу тяжёлых пациентов оказался не готов ни один регион.

«Увеличилось число тяжёлых форм», — отмечают в Татарстане. А это сообщение — в тысяче километров от Татарстана, из Смоленска: «Пациентов, чье состояние оценивалось бы как просто удовлетворительное, нет, у всех тяжелая и крайне тяжелая формы. Поступающим пациентам зачастую сразу же требуется оказание реанимационной помощи».

А это слова главврача новоалтайской горбольницы: «…я вас уверяю, что тяжелого состояния достигнут большое количество поступивших пациентов. Это такой “жесткий” октябрь 2020 года. Боимся, что дальше будет хуже, пока что ситуация разворачивается катастрофически».

Валерий Вечорко, главврач московской ГКБ №15, пишет: «… течение болезни изменилось, стало более стремительным, а вирус более агрессивным… Мы наблюдаем сегодня, что поступающие к нам пациенты переносят болезнь тяжелее, чем раньше». Сегодня в больнице 30% пациентов — в тяжёлом и крайне тяжёлом состоянии, в реанимациях и палатах интенсивной терапии, — больше, чем когда-либо.

Стремительно растёт число тяжёлых и крайне тяжёлых пациентов в Крыму: прирост — на 60% за неделю (рост госпитализаций за тот же период — всего 10%). В Красноярском крае резко растёт число крайне тяжёлых пациентов — быстрее, чем в прошлые волны. То же происходит и в Воронежской области.

«Стало больше тяжёлых пациентов, чем в прошлые волны, — говорит свердловский анестезиолог-реаниматолог. — Мы замечаем, что вирус стал поражать пациентов быстрее, проходит намного меньше времени от тяжелого состояния до крайне тяжелого».

О том же говорят и в Волгограде: если в прошлом году в регионе госпитализировали лёгких пациентов, то теперь клиника поменялась, и почти все пациенты — с поражением лёгких и стремительным течением. Это же отмечают и в Кабардино-Балкарии: за всю эпидемию ещё не было столько тяжёлых пациентов, заболевание протекает тяжелее, в реанимациях рекордное число пациентов, и реаниматологи работают на износ.

В Самарской области доля пациентов в реанимациях выросла до 15% — раньше их было не более 10%, доля тяжёлых случаев выросла в полтора раза. В Карелии число тяжёлых случаев выросло на 18% по сравнению с прошлыми волнами эпидемии.

В Петербурге доля пациентов на ИВЛ выросла в полтора раза по сравнению с пиками второй волны — при одинаковом заполнении коек. В Москве доля пациентов на ИВЛ выросла до рекордных 5%, а их число — на 40% выше зимних пиков. В Подмосковье на ИВЛ уже 489 человек — на 75% больше, чем на пиках прошлых волн.

И это происходит повсеместно.

Кислорода не хватает уже сейчас

В Ивановской области резко выросла потребность в кислороде: хотя занята пока половина коек от ноябрьского максимума, кислорода нужно уже больше, чем во время пиков второй волны.

«Мы видим, что сейчас сменился характер заболевания. Это совсем другие госпитализации, все они тяжелые, и это особенно беспокоит врачей. Например, развернутые сто коек в ГКБ №4 на прошлой неделе — все они уже заняты, все пациенты с тяжелым течением болезни. Выросло и число пациентов на ИВЛ», — сообщают из Ивановской области. На 8 июля 2021 в области из 1099 пациентов на кислородной поддержке — 73% (823). На пике заболеваемости в ноябре на кислороде лежало 60−63%, а год назад, на пике первой волны — 20−25%.

Такую же динамику показывают и другие регионы:

В Оренбургской области на кислороде последние недели — 66−80%, столько было только на спаде второй волны. Во время подъёма осенью на кислороде лежало 46−50%, на пике доля вырастала до 54%.

В Марий Эл ситуация ещё хуже: с конца мая доля пациентов на кислородной поддержке выросла до рекордных 60−65% — это в полтора раза больше, чем на пике второй волны. В регионе уже больше пациентов на кислороде, чем на прошлых пиках — то же самое и с ИВЛ.

То же самое и в Калужской области. На 5 июля из 1204 пациентов 78% — на кислороде (936). Для сравнения: в ноябре таких было 57% (945 из 1652), а в декабре, в пик госпитализаций, на кислороде лежало всего 56% пациентов (982 из 1730).

В Нижегородской области потребление кислорода выросло на 30% по сравнению со второй волной при том же числе пациентов — в сутки стационары потребляют по 42,2 тонны кислорода.

Из Иркутской области также сообщают о резком росте числа пациентов, которым нужен кислород — сейчас таких 60−70%, «у большинства заражённых болезнь протекает в тяжёлой форме». Потребление кислорода выросло вдвое по сравнению с пиками прошлого года — это привело к тому, что в области не хватает кислорода: местные производители не справляются с нагрузкой, и власти просят помощи у соседних регионов.

Потребление кислорода резко выросло по всей стране. Его дефицит — тоже.

Об острой нехватке кислорода сообщают в Бурятии. «Кислорода катастрофически не хватает» в Пензенской области — его приходится добывать в соседних областях. Срываются поставки кислорода в Забайкалье — власти региона обратились к армии с просьбой о поставках. В Коми «катастрофически не хватает кислорода», и «количество таких пациентов растёт в геометрической прогрессии» — власти срочно закупают завод по производству медицинского кислорода. Кислород в дефиците в красноярских больницах: приходится экономить и перераспределять между больными, а в краевой больнице родственники срочно покупали кислород, которого не хватало их близким.

О возможном дефиците кислорода сообщали из Карелии. Есть сообщения из Воронежской области. Были сообщения из Хакасии. Проблемы с кислородом возникали в Екатеринбурге и в Курске. В начале июля стало понятно, что проблема системная — Минобороны передало в регионы 25 тонн кислорода, а Минпромторг призвал металлургические компании снизить потребление технического кислорода и увеличить производство медицинского кислорода для больниц.

Даже в Петербурге напряжённая ситуация с кислородом. Местный производитель пишет: «…отгрузка нами жидкого кислорода для лечебных учреждений увеличилась и даже превысила пиковую январскую. Практически все, что производим, идет в ковидные больницы, а промышленным предприятиям приходится отказывать. Кроме нас, в СПб и ЛО других производителей нет, остальной кислород везут из соседних регионов, но надолго ли его хватит при таком росте потребления — не знаю».

Запасов кислорода в Петербурге нет: всё, что производится, сразу отгружается в больницы. «Ощущение, что все сейчас на пределе»: порой приходится срочно гнать в больницу цистерну с кислородом, потому что там иссякли все запасы.

О повсеместных проблемах с кислородом говорят и специфические поисковые запросы в Яндексе. Так выглядит динамика по 10 запросам, отражающим потребность в кислороде (например, «прокат медицинских концентраторов», «кислородный аппарат в домашних условиях», «кислородный баллон +с маской», «кислородный баллон цена» и пр.):

И хотя госпитализированных пока меньше, чем осенью — потребность в кислороде значительно выросла и уже превышает осенние пики.

Острый дефицит кислорода мы уже наблюдали и в других странах — и в Индии, которую поразил штамм дельта весной, и в бразильском Манаусе, где ещё осенью увидели коллективный иммунитет, а потом столкнулись с чудовищной второй волной, и в Мексике, и в Нигерии, и в Украине.

А прямо сейчас с дефицитом кислорода столкнулась ещё одна страна, которая переживает сильнейшую вспышку, вызванную дельтой — Индонезия.

Путь до реанимации и ИВЛ стал короче

Нехватка кислорода стала проблемой ещё и потому, что прямо сейчас в десятках регионов происходит стремительный рост тяжёлых пациентов.

В Карелии во время активного роста в начале ноября на 544 пациента приходилось всего 9 тяжёлых (1,65%) и 7 на ИВЛ. В период нового роста на те же 540 пациентов приходится уже 65 тяжёлых (12%) и 4 на ИВЛ. Это даже больше, чем во время весеннего спада: тогда, в конце марта, на то же число госпитализированных приходилось 55 тяжёлых (10,2%) и 5 крайне тяжёлых.

В Алтайском крае на 3,4 тысячи госпитализированных приходится 528 тяжёлых больных (15%). Осенью при таком же числе пациентов тяжёлых больных было почти в два раза меньше — 297, а их доля составляла 9%. На ИВЛ также попадает в полтора раза больше пациентов, чем осенью, а скорость прироста на 63% выше, чем во вторую волну: если тогда от 40 до 175 пациентов на ИВЛ ушло 57 дней, то сейчас — всего 35.

Кировская область бьёт рекорды по числу пациентов в реанимациях: с конца июня в ОРИТ более 150 пациентов с ковидом, и их количество растёт Прежний максимум пациентов в реанимациях был на пике второй волны — в середине декабря при большем числе госпитализированных в реанимациях лежало на 33% меньше людей, чем сейчас. Доля крайне тяжёлых пациентов тоже рекордная: если во вторую волну в реанимациях лежало в среднем 2,6−2,9% госпитализированных, то в третью — более 4%. Реанимационные койки в Кировской области заполняются на 62% быстрее, чем осенью.

Такой рост тяжёлых пациентов особенно тревожен ещё по одной причине: это только начало. На этапе активного роста тяжёлых пациентов всегда меньше, чем на этапе спада. Во время спада более лёгкие выписываются быстрее, новых поступлений становится меньше — а тяжёлые пациенты задерживаются на недели.

Пример из Новосибирской области: на фазе роста из 3048 пациентов в реанимациях лежало 86 человек, 16 — на ИВЛ; на фазе спада на то же число пациентов в реанимациях было уже 144 человека, 37 — на ИВЛ.

Так, во время спада волны доля тяжёлых пациентов и больных на ИВЛ в среднем в 1,5−2,5 раза выше, чем во время роста — при одинаковом числе госпитализированных.

Вместе с тем, растёт не только число тяжёлых больных — но и их скорость прироста.

В прошлые волны средняя задержка между госпитализацией и попаданием в реанимацию — от 1 до 2 недель. Вот пример из Новосибирской области: если во время второй волны эпидемии такой лаг сохраняется, то с началом новой — исчезает. Прирост пациентов в реанимациях сильно превышает госпитализации.

Так, за последние две недели число пациентов в реанимации выросло в 2,5 раза, на ИВЛ — в 1,9 раз, общее число пациентов — на 71%. За месяц рост пациентов в ОРИТ — 5,6-кратный, на ИВЛ — 9,3-кратный, всех пациентов — 3-кратный. Осенью число пациентов в реанимациях с 90 до 200 росло 41 день, сейчас на это ушло всего 10 дней.

Тяжёлые пациенты, требующие реанимации, растут в два раза быстрее госпитализаций. И уже сейчас в ОРИТ лежит на 80% больше людей, чем даже на пике второй волны, а доля пациентов в реанимациях — рекордная за всю эпидемию: 7%. Если осенью движение к пику заняло 2,5 месяца, то сейчас ушло меньше полутора:

Такой резкий рост тяжёлых пациентов сразу в ряде регионов подтверждает свидетельства на местах. А ещё — говорит о том, что новая волна в действительности тяжелее прошлых двух, нагрузка на здравоохранение серьёзнее, а смертность окажется выше.

«Мы стали перевалочным пунктом на пути в морг»

«Я не понимаю, как так быстро? — говорит 38-летняя пациентка госпиталя в Крылатском. — Мне вчера делали КТ — было 5 процентов поражения. А теперь 65?».

Это характерная особенность новой волны: поменялось течение болезни, изменились сроки ухудшения — часто уже на третьи сутки развивается КТ-3 и даже КТ-4. «Ковид стал более агрессивен». Температура сбивается куда сложнее. Одышка быстро нарастает. Цитокиновый шторм жёстче. Людям кислорода не хватает.

В личной беседе медбрат петербургского стационара признался: «Мы стали перевалочным пунктом на пути в морг». Если в первые волны удавалось снимать часть пациентов с ИВЛ, то теперь летальность приближается к 100%. Теперь болезнь протекает намного тяжелее, и в реанимации и в морге оказываются молодые. Только за одну субботу в одной реанимации одной больницы на 18 койках умерло 9 человек. Самому молодому было 27. Самому взрослому — 49. Привитых умерших не было.

Это подкрепляется свидетельствами и из других регионов. Отовсюду доктора из красных зон рассказывают, что обкатанные схемы лечения уже не работают, а ухудшение происходит стремительно — уже на 4−5 день многие пациенты становятся тяжёлыми. «Буквально за сутки человек может из состояния полного благополучия перейти до выраженной дыхательной недостаточности, требующей искуственной вентиляции легких», — сообщают из Хабаровска.

«Вирус убийца стал совсем злым, — пишет врач из красной зоны. — Раньше, после снятия воспаления с легочной ткани, пациенты вполне успешно отлучались от респираторной поддержки. Респираторная поддержка была в виде масочной, неинвазивной ИВЛ. Сейчас такое часто не прокатывает и время не лечит, вирус не отпускает, пациент требует инвазию в трахею. Ставят трубку и вентилируют. Реанимации заполнены, больные очень тяжелые, болезнь стала поражать молодых, болеют очень тяжело и стали умирать. Вирус мутировал и стал совсем злым».

Свидетельство Сергея Царенко, анестезиолога-реаниматолога московской ГКБ 52:

Пришел более жесткий штамм, и болеют и умирают худенькие, молодые, неожиревшие, ничем серьезно не болевшие, и течет болезнь гораздо более жестко, более быстро. У нас есть классификация — от КТ1 до КТ4. Так вот, больной проходит этот путь часто за несколько дней.

Ещё одно свидетельство от врача-реаниматолога петербургской красной зоны (орфография и пунктуация сохранены): «Этот наплыв больных гораздно хуже и гораздно тяжелее чем в первую волну.Основное клиническое отличие-фульминантное утяжеление в довольно короткие сроки.Поступают с КТ2,через пару дней хуяк и КТ -4,здравствуй НИВЛ или труба в трахею.Выживаемость по сравнению с первоначальной уханькой,на мой взгляд,значимо ниже».

Это не единственные сигналы. Вот Липецкая область: «Если раньше пневмония от КТ-1 до КТ-4 развивалась за 7–10 дней, то сейчас этот отрезок укорачивается до 5–6 дней».

Рассказывает главврач московской ГКБ №52: «По сравнению с предыдущим штаммом болезнь развивается за 3–4 дня и прогрессирует просто на глазах. Мы уже не смотрим за динамикой развития сюжета, а просто сразу включаем тяжелую артиллерию».

О том же сообщают из Татарстана: «Вирус стал менее предсказуем, если раньше ухудшение состояния пациентов протекало медленно, то сейчас они могут буквально за сутки перескочить из стадии КТ-1 в КТ-2 и КТ-3».

Другое сообщение их Татарстана, где только за неделю число занятых коек выросло на 50%, а в отдельных больницах — на 90%: «Сегодня развитие болезни идет намного быстрее: от начала болезни до полного поражения легких проходит 3–4 дня».

А вот слова главврача ярославской ГКБ №9: «Мы видим людей, которые приходят с поражением легких 10–15%, и несмотря на проводимую терапию на второй-третий день увеличение иногда до 80%. Течение — молниеносное».

За 8 тысяч километров от Ярославля, в Хабаровске, говорят о том же: «Сейчас заболевание протекает таким образом, что буквально за сутки человек может из состояния полного благополучия перейти до выраженной дыхательной недостаточности, требующей искусственной вентиляции легких», — и это наблюдение подмечают врачи и из десятков других регионов.

От первых симптомов до реанимации — 4 дня

Показателен пример 38-летней певицы МакSим: 11 июня появились симптомы простуды, 14 июня она выступила на концерте в Казани с температурой 39, а 15 июня — спустя всего четыре дня после появления симптомов — написала о поражении лёгких 40% и подозрении на ковид. 19 июня певицу подключили к аппарату ИВЛ. Резкое ухудшение состояния произошло за считанные дни: между первыми симптомами и введением в кому — восемь дней. При этом уже на пятый у певицы прогрессировало серьёзное поражение лёгких. Вакцинирована МакSим не была: «не успела».

Другой пример: в 46 лет в Москве умерла режиссёр-мультипликатор Светлана Ельчанинова. 5−6 июня Светлана ещё открывала анимационный кинофестиваль, 7 июня — публиковала свежее фото в соцсетях, 9 июня участвовала в съёмках. Уже 14 июня стало известно, что Светлана оказалась на ИВЛ с ковидом. Друзья рассказывают: «сначала слегла после открытия выставки с давлением, думали переутомилась». 21 июня Светлана Ельчанинова умерла.

Случаи множатся. 30 мая умер Ян Левин — известный ярославский писатель, историк и предприниматель. «Он заболел неделю назад. Во вторник забрали в больницу. С четверга в реанимации. Вчера (29 мая) — на неинвазивной ИВЛ. Сегодня его не стало», — рассказали близкие Яна. 22–23 мая Ян публиковал фото и писал заметки, «ещё 22 мая задорно общались, ничто не указывало», — вспоминают друзья. «От ковида сгорел за 5 дней». Яну Левину было 39 лет.

Один из руководителей свердловского минздрава, Сергей Тарадай, сгорел за считанные полторы недели. Десяти дней хватило, чтобы у Сергея лёгкие практически разрушились: поражение достигло 80%, он впал в кому, а спустя два дня погиб. «Всё произошло очень быстро», — рассказывают медики. Сергею Тарадаю было 56 лет. Без коморбидных факторов.

Глава администрации Выборского района Ленобласти Ильдар Гилязов также умер в 56 лет — течение болезни стремительное. Когда попал в больницу, было 40% поражения лёгких — спустя три дня было уже 95%, чиновник попал на ИВЛ, и спустя несколько дней умер.

56 лет — проклятый возраст. В Новосибирске за считанные дни умерла 56-летняя врач-пульмонолог Ирина Ирхина. «До пятницы [11 июня] она отработала, в субботу и воскресенье мы были дома, в понедельник-вторник она заплохела, на работу уже не пошла. В среду попала в больницу, четверг-пятница — реанимация», — вспоминает её муж. А в субботу, 19 июня, Ирины не стало. Меньше недели от первых симптомов до смерти.

Ещё одна история — из Крыма: здесь умерла Елизавета Бугай, 26-летняя беременная женщина, и её недоношенная дочь. От первых симптомов до госпитализации прошло 7 дней, но на момент госпитализации у женщины было поражено уже 80% лёгких, вскоре её экстренно интубировали. Изначально женщине отказывали в госпитализации и не давали направление на рентген — «это вредно при беременности».

Стремительное течение и у музыканта Петра Мамонова. От первых симптомов до госпитализации с реанимацией и поражением лёгких в 60% прошло каких-то 5 дней. Музыкант на ИВЛ, состояние крайне тяжёлое.

5 июля умер режиссёр Владимир Меньшов. О его болезни стало известно 26 июня, но, по сообщениям СМИ, первые симптомы у него появились ещё 21 июня — и вскоре после начала болезни сатурация упала уже до 89, после чего режиссёра госпитализировали.

У Сергея Бойко, депутата Новосибирского горсовета, умерла мама. От первых симптомов до реанимации — 4 дня. Сергей писал: «1 день — немного кашляю; 3 день — слабость, “нет, врача не надо, просто полежу”; 5 день — без сознания, скорая помощь, сатурация 62, больница».

Это характерная картина для штамма дельта. Анча Баранова, доктор биологических наук, профессор Школы системной биологии Университета Джорджа Мейсона (США), объясняет это так:

«Дельта-вариант вызывает быструю консолидацию поражения легких. То есть их функция теперь падает гораздо быстрее, чем в начале 2020 года. Пациент поступает в больницу с КТ-2 [вторая степень поражения, выявленная с помощью компьютерной томографии], завтра у него уже КТ-3, а послезавтра он в реанимации.

Наши легкие выстланы клетками эпителия. Если весь эпителий из легких растянуть, он закроет целое футбольное поле. Это специализированные клетки, у которых определенная задача — осуществлять газообмен, а для этого нужно поддерживать влажность. С этой целью клетки альвеол производят сурфактант.

Но эти клетки — хлипенькие. Если сбить их с толку, например, поставив в ситуацию, когда они перестанут понимать, где верх, а где низ, то они сразу перестанут этот самый сурфактант производить.

А следующий шаг — клетки вообще превратятся в фибробласты. В этом случае они уже ничего хорошего производить не смогут, кроме провоспалительных цитокинов и других пакостей. Похоже, дельта-вариант коронавируса научился проводить этот процесс очень быстро».

На кладбищах заканчиваются места

Ещё одно неприятное следствие эпидемии и конкретно третьей волны — это проблема с кладбищами. Нагрузка на ритуальные службы кратно возросла, а земли на кладбищах не хватает.

Так, в Ульяновской области сразу в нескольких городах заканчиваются места на кладбищах, а на новые не хватает бюджета.

В Перми самое большое кладбище уже переполнено — теперь оно закрылось и работает только в режиме подзахоронений.

О том же сообщают и из Калуги: мест для новых захоронений уже почти не осталось, кладбища исчерпаны на 99%, хоронят уже вплотную к межквартальным проездам.

В Бурятии из-за рекордов смертности морги работают круглосуточно, вскрытия приходится ждать по неделе, и мест на кладбищах не хватает: их экстренно приходится расширять.

В Петербурге места на кладбищах почти закончились, поэтому большинство клиентов выбирают кремацию — и печи не справляются: каждый день привозят сотни трупов, они скапливаются. Раньше такого не было, отмечают сотрудники крематория.

В отдельных городах Коми также заканчиваются места — хоронить больше негде, приходится срочно расширять кладбища. То же самое происходит и в Брянской области: в некоторых посёлках резервы исчерпаны, кладбища приходится расширять. Расширяют кладбище и в Петрозаводске, и в Омске — там же начали строить крематорий из-за дефицита мест.

Это какое-то дежа-вю и очередной виток — мы словно вновь оказались в эпицентре кошмарного ноября прошлого года. С одним отличием: это лето, вопреки ожиданиям, может оказаться куда хуже прошлой осени.

И не только из-за того бешеного роста, с которым мы столкнулись. Увеличилась тяжесть болезни, а ещё — поменялась возрастная структура болеющих.

Вирус теперь косит и молодых, и детей.

Особенность 4. «Вирус добрался до молодёжи»

Выше — много примеров умерших от стремительного ковида людей в молодом или среднем возрасте. Это не исключительные случаи — это новая неприятная особенность третьей волны.

Ковид помолодел. Всё больше молодых заболевает, попадает в больницы, лежит в реанимациях и умирает. И это происходит по всей стране.

Так, 12 июня московские власти рассказали, что в Москве доля молодых пациентов, от 18 до 35 лет, составила почти треть — это произошло буквально за последние два месяца. Московский оперштаб писал о том, что стали тяжело болеть люди среднего и даже молодого возраста.

«Основные изменения болезни — это возраст», — говорит Ашот Погосян из московского временного госпиталя в Крылатском. Пациенты стали гораздо моложе: если раньше поступали в основном 50 и старше, было много 65+, то теперь в больницу попадают 18-летние и 20-летние.

Наталья Шиндряева, главврач поликлиники №2, говорит, что стало много молодых пациентов с обширным повреждением лёгких.

Валерий Вечорко, главврач ГКБ №15, тоже отметил, что стало больше молодых пациентов: порог опустился до 20 лет, тогда как раньше госпитализировали в возрасте от 30−40 лет.

Московская инфекционистка делится: «Пациенты, которые у меня сейчас, в основном молодые, то есть от 22 до 28 лет наверное где-то, и их довольно много по сравнению с прошлым годом. Болеют однозначно тяжелее, просто повально».

Об этом говорит и Марьяна Лысенко, главврач ГКБ 52: «Средний возраст изменился на 15 лет по сравнению с предыдущей волной в сторону уменьшения. Существенный тренд в сторону 20-летних, 18-летних».

В Подмосковье также сильно поменялась структура больных: теперь треть госпитализированных — это люди до 50 лет. Раньше в зоне риска было старшее поколение, теперь — молодое. По словам зампреда правительства Подмосковья, две трети госпитализированных — младше 60, а молодые пациенты стали попадать в больницы на 15% чаще.

В Домодедовской ЦГБ половина поступающих пациентов — в возрасте от 19 до 45 лет, и из них «половина буквально на первые-вторые сутки нуждается в искусственной вентиляции лёгких», — говорит главврач больницы. Врач подмосковной скорой рассказывает: «Пациенты помолодели, причем сильно. Если в первую волну не попадалось ни одного ребенка, то за этот период времени я уже отвезла двоих детишек с пневмонией в возрасте четырех-пяти лет. Это не говоря уже о том, что молодых людей много от 20 до 40 лет, и многие тяжелые».

В Петербурге, по словам губернатора, молодые люди составляют «существенную долю пациентов в тяжёлом состоянии». Глава комздрава отмечает, что доля пациентов в возрасте 20−40 лет «существенно выше, чем в первую и вторую волну» — и много молодых теперь попадает на ИВЛ.

И в Бурятии сообщают о том, как помолодел ковид: больше половины больных и пациентов в ОРИТ — это люди моложе 65. «Сейчас во всех возрастах практически равная заболеваемость», — говорит глава Бурятии. Заболевают и дети, и взрослые, и пожилые. «Ковид уже касается всех, он по возрастам не делится».

А вот звоночки из Карелии: «Сама инфекция изменилась — теперь чаще, чем раньше, болеют люди молодого возраста. Больше стало больных, у которых нет сопутствующей патологии». Основной рост тяжёлых случаев в третью волну — за счёт пациентов 27−45 лет.

Врач из Тюменской области недоумевает, отчего не принимается никаких мер и не вводятся ограничения: «Раньше в стационары попадали тяжелые пациенты с сопутствующими заболеваниями: астма, сахарный диабет, гипертония, ожирение. Сейчас это люди в возрасте 35–40 лет».

Увеличение числа молодых пациентов констатируют в Вологодской области: «В основном это люди достаточно молодые, 30−50 лет, и состояние у большинства тяжёлое». «Такого у нас ещё не было». В целом в регионе число госпитализированных до 30 лет выросло на 3,7% по сравнению с ноябрьскими пиками, а число пациентов от 30 до 50 лет выросло вдвое — теперь средний возраст больных снизился до 50 лет.

В Крыму также растёт число тяжёлых больных младше 40. В Тверской области сильно выросла заболеваемость среди молодых — и они «всё чаще попадают в больницы с тяжёлым течением болезни». То же и в Смоленске: молодое население теперь поступает «с тяжёлым течением инфекции, и им требуется проведение интенсивной терапии».

Новую возрастную структуру среди пациентов больниц отмечают и в Оренбуржье: теперь болеют чаще люди среднего возраста. В Ярославской области всё больше пациентов молодого и среднего возраста — со всеми осложнениями, причём в больницы поступают и абсолютно здоровые, без факторов риска. В Брянской области много тяжёлых случаев у пациентов до 45 лет. В Новосибирской области отмечают то, «чего не видели ранее»: тяжёлые случаи среди 18- и 20-летних пациентов и увеличение молодых больных. В Татарстане также «пошёл крен на молодое поколение». То же самое и в Башкирии.

Заведующая ОРИТ в пензенском госпитале говорит: «Если для нас в прошлом году, когда попадали пациенты 37–40 лет — это был нонсенс, то в этом пациенты поступают от 29 лет, и пациенты в очень тяжелом состоянии».

В Красноярском крае также госпитализируют гораздо больше молодых пациентов.

В Краснодаре сообщают: «Ранее у нас не было такого, что 50% госпитализированных — это люди в возрасте от 18 до 45 лет. Сейчас именно так».

В Приморье каждый седьмой пациент в госпиталях — младше 40 лет, каждый пятый — от 40 до 60.

В Калининградской области «больницы заполнены молодыми людьми».

Главврач самарского ковидного госпиталя говорит, что «сейчас вирус добрался до молодёжи» — если в первую и вторую волну лежали возрастные пациенты, то теперь молодые, и среди них есть очень тяжёлые и 20-, и 30-летние.

В Саратовской области резко выросло число пациентов младше 60 — их уже 60%. И если раньше госпитализаций и тяжёлых случаев среди молодых практически не было, то теперь в больницы часто попадают и в 40, и в 30, и даже в 20 лет. «Сейчас мы видим молодых на койках и в реанимационных отделениях», — говорят в Оренбургской области.

В Тюменской области участились госпитализации молодых людей в возрасте 25−35 лет с обширным поражением лёгких. То же самое происходит и в Северной Осетии, и в Нижегородской области, и в Белгородской области, и на Кузбассе, «причём молодые болеют по-другому». Это происходит повсеместно: на Сахалине, в Хакасии, в Алтайском крае, в Приморье, в Омской области, в Калужской, в Иркутске, в Смоленской области, Тульской, Ленинградской, Пензенской, Волгоградской, Мурманской, Новгородской, Курганской, Калининградской областях — отовсюду, из каждого региона можно найти такие сообщения.

Особенность 5: дети под ударом. «Мы впервые с таким столкнулись»

Первые тревожные сигналы пришли из Якутии. Уже в мае в регионе отмечали, что дети стали чаще болеть. 9 мая министр здравоохранения Якутии говорит об увеличении детей в стационарах с ковидом (двое уже были на ИВЛ), 10 мая в Якутии сообщают о том, что впервые открыли дополнительные койки для детского инфекционного стационара. 21 мая из Якутска сообщают о том, что стали болеть дети и беременные: в прошлые две волны больные дети составляли 5−6% от взрослых, в третью — в пять раз больше, уже 25%.

К середине июня, несмотря на окончание учебного года и резкое сокращение контактов между детьми, ситуация осталась прежней: до сих пор почти четверть всех заболевших в Якутии — это дети. Для сравнения: в Москве — одном из немногих регионов с относительно честной статистикой и свободным тестированием, — дети исторически составляли около 7−8% от общего числа заболевших.

К началу июля ситуация только ухудшилась. «Если раньше в стационарах лежало 1−2% детей, то сейчас это 10%, а в некоторых районах даже больше. Также становятся тяжелее и последствия», — заявил в начале июля глава Якутии.

Якутия была первой — но не единственной.

В середине июня стало известно, что в Бурятии — регионе, который переживает сейчас сильнейшую в России вспышку, — открыли дополнительный стационар для детей. Глава Бурятии признаёт: «В эту волну болеет больше детей. У нас 50 детей лежит в стационарах. В том числе есть и новорождённые».

На тот момент в Бурятии было занято 2339 коек. 50 детей — это 2,14%. Для сравнения: в середине ноября, на пике второй волны, в стационарах Бурятии лежало всего 26 детей (из 2210 госпитализированных) — это 1,18% от всех госпитализированных, почти вдвое меньше.

Новые места для детей разворачивает не только Бурятия. В Новокузнецке также открыли резервный госпиталь для детей: теперь их будут увозить в соседний город. Дети чаще болеют и чаще попадают в больницу, а течение болезни ухудшилось: если раньше они переносили ковид в лёгкой форме, то теперь всё чаще попадают в больницы. То же самое происходит и в Новосибирске: здесь также детскую больницу перепрофилируют под ковидный госпиталь для детей. В Забайкалье также развернули новый стационар, в том числе с дополнительными детскими койками, а спустя несколько дней моногоспиталь расширили и добавили ещё койки.

В Иркутской области вынужденно расширили койки для детей: закрыли блок в детской больнице, чтобы поместить туда новорождённых с ковидом — «область столкнулась с этим впервые». Впервые открыли и специализированное ковидное отделение для детей и в Хабаровске.

В Новосибирской области — единственном регионе, который регулярно публикует данные о госпитализированных взрослых и детях, — также наблюдается резкий рост с началом новой волны. Даже осенью доля детей в стационарах не превышала в пиковую неделю 1,4%. В новую волну их число и доля резко растёт — и если в конце мая-начале июня дети составляли 0,5% госпитализированных, то последние две недели их доля выросла до 2−2,5%, и это вдвое выше среднего показателя осени. А абсолютное число госпитализированных детей уже на четверть превысило осенние пики:

И госпитализации среди детей растут сильно быстрее, чем среди взрослых. Для сравнения: за первые три недели новой волны число детей в стационарах стало в 4,3 раза больше, взрослых — в 2,6 раз. За первый месяц число госпитализированных детей выросло в 7 раз, взрослых — всего в 2,7.

К слову, осенью снижение доли детей ниже 1% происходит ровно спустя неделю после того, как в регионе объявили удалёнку до конца года для всего среднего школьного звена (а это 40% всех школьников области). Сейчас, несмотря на каникулы, доля детей в больницах остаётся высокой.

Растёт не только заболеваемость, но и тяжесть: дети массово болеют, и тяжелее, чем раньше. «Есть случаи уже попадания детей на ИВЛ-аппараты». В Татарстане также отмечают, что дети стали болеть чаще — «причём довольно тяжело», говорит главврач татарстанской РКБ.

Главврач новосибирской детской инфекционной больницы отмечает, что выросло не только число детей, но и тяжесть болезни — стало больше мультисистемного воспалительного синдрома: «У них наблюдают поражения кожи, слизистых, лимфатических узлов, сердца, внутренних органов и центральной нервной системы».

На Кубани также тяжесть растёт: краснодарская инфекционистка замечает, что «мы наблюдаем рост числа госпитализаций детей».

В екатеринбургской детской больнице заполнено почти 90% коек: «дети лежат и не встают».

На Кузбассе также дети болеют тяжелее, чем раньше. Глава Новокузнецка заявляет, что ковид молодеет: сильно выросли госпитализации среди детей. Главврач Домодедовской Центральной городской больницы подтверждает: госпитализации среди детей растут, и сейчас дети болеют тяжелее, чем раньше: стало больше детей с пневмониями и дыхательной недостаточностью — в прошлом году, по словам главврача, такого не было: дети попадали только с лёгкими проявлениями. Главврач Тульской больницы призывает: «В реанимации лежат молодые. Дети болеют пневмонией. Вы хоть на это обратите какое-то внимание».

В Ивановской области впервые за всё время появились дети с крайне тяжёлым течением, причём дети совсем маленькие: от 1 до 4 лет. У всех троих детей подтвердился штамм дельта. Как отмечают медики, которые наблюдали детей, течение болезни было ни на что не похоже: всё развилось быстро, болезнь проходила крайне тяжело.

Среди детей стала чаще встречаться тяжёлая форма ковида, — рассказал главврач Домодедовской ЦРБ.

А на Сахалине заболевают даже младенцы — и дети до года теперь переносят ковид с пневмониями. О том же говорит и губернатор Мурманской области: всё больше детей с пневмониями. То же происходит и в Челябинской области: в 2020 года пневмонии у детей были единичными, теперь это встречается часто.

Растёт заболеваемость среди детей и в Карелии — особенно среди дошкольников. Главврач ковидного госпиталя в Иркутске тоже бьёт тревогу: стало болеть очень много детей — во время первой и второй волны такого не было, причём дети болеют с тяжёлым поражением. В Кировской области стало больше детей, болеющих в тяжёлой форме. «Пневмония даже у двухлетних малышей», — говорят пермские врачи и добавляют: раньше такого не было. Но «даже без пневмонии дети стали болеть заметно тяжелее». Это же отмечают и в Ульяновской области.

Врачи из Крыма также говорят, что течение болезни у детей поменялось: стало много среднетяжёлых форм, и если раньше дети болели легко или бессимптомно, то теперь всё иначе. В Новгородской области заболеваемость среди детей выросла втрое — больше, чем в других группах, — и 85% случаев имеет клинически выраженную форму. То же говорят и в Вологодской области. В Коми только за июнь госпитализировали 176 детей из заболевших 2100 (8,4%), а местные педиатры отмечают рост числа постковидных осложнений.

В новую волну выросла заболеваемость среди детей в Башкирии и Нижегородской области, больше детей и молодёжи заболевает в Хабаровском крае (есть госпитализации и детей до года), в Петербурге, в Брянской области, в Забайкалье, в Тюменской области, в Кабардино-Балкарии, в Мурманской области, в Хакасии, в Челябинской области и в Орловской. Резкий рост заболеваемости среди детей начался в Ростовской области.

Это происходит повсюду. Пора забыть о том, что коронавирус — это «чудо чудесное» и что детям он не грозит. С новыми вариантами это, очевидно, не так: вирус теперь пожирает не только наших бабушек и родителей, но и нас самих, и наших детей.

И дальше будет становиться только хуже.

Особенность 6: пробивает защиту вакцинированных и переболевших

Уже в конце апреля-начале мая стало понятно: происходит что-то нехорошее. Ещё до того, как в Москве проявился резкий рост, резко поменялось течение болезни у вакцинированных.

В декабре-апреле ковид у привитых протекал исключительно легко: как правило, болезнь сводилась к нескольким дням сильного насморка, редко — к пропаже обоняния, совсем редко — к температуре, причём в 66% случаев — ниже 37,6. Госпитализаций на тот момент не было.

В конце апреля появляется первый отчёт с тяжёлым течением у привитого: 75% поражения лёгких. В мае появляются первые случаи смертей среди вакцинированных (у всех — «Спутник», ЭпиВак с сомнительной эффективностью в расчёт не беру).

Тогда же начинает массово меняться течение болезни. В мае соплей практически не остаётся, а болезнь протекает всё хуже. В мае начинается огромный вал заболеваемости среди привитых «Спутником», в том числе с высокими антителами, и появляются случаи привитых в реанимациях.

Тогда становится ясно, что в Москве и Петербурге, откуда приходит больше всего отчётов, распространяется новый вариант — и он пробивает защиту вакцинированных. Спустя ещё пару недель обе столицы накрывает стремительный вал госпитализаций, а соцсети наводняют свидетельства о том, что заболевают и переболевшие ранее, и привитые.

Уже в начале июня чиновники начинают говорить о ревакцинации. В середине месяца в системе чатов про вакцинацию в Телеграме молекулярный биолог Алёна Макарова — одна из главных подвижников всех «народных исследований» по Спутнику — публикует большой текст, в котором рассказывает, что ситуация сильно ухудшилась: появился новый вариант, который пробивает защиту привитых. Защита от тяжёлого течения по-прежнему высокая, но защита от симптоматической инфекции значительно снизилась. Волонтёры системы чатов в качестве решения предлагают ревакцинацию и дают ориентировочный титр антител, который позволит сохранить высокую эффективность вакцины: более 1300 Ед/мл по системе Abbott Quant.

Спустя ещё неделю глава центра Гамалеи также признаёт ухудшение защиты и призывает к ревакцинации. Тогда же выходят первые рекомендации Минздрава по ревакцинации — притом, что ещё за три недели до того этот вопрос в принципе не фигурировал в публичном поле. В начале июля начинается ревакцинация в Москве.

Виной всему — штамм дельта, B.1.617.2, который ещё в начале весны не вызывал никакой настороженности.

Но, возможно, не только он.

С кем имеем дело: дельта и кое-кто ещё?

В конце зимы, когда я писал о неизбежности третьей волны, я предполагал, что её вызовет штамм альфа, или B.1.1.7 — более контагиозный «британец», который за считанные месяцы вытеснил в Великобритании прочие штаммы и стремительно распространялся по Европе. Примерно так (альфа — красный, но и его уже вытеснил вариант дельта — зелёный):

В России B.1.1.7 впервые выявили в начале января. Уже весной идёт активная внутренняя передача британского штамма: его обнаруживают в Ростовской области, в Татарстане, в Якутии и в десятках других регионов. В начале апреля эволюционист Георгий Базыкин рассказывает о том, что в феврале частота B.1.1.7 составляла около 1%, а уже в марте — 10%. Та динамика, которую B.1.1.7 показывал в Европе, позволяет строить прогноз, что уже к маю штамм будет доминировать и в России — и тот медленный подъём, который наблюдался с конца марта в Москве, я связывал именно с ним.

На деле всё оказалось иначе. Британец так и не смог вытеснить остальные варианты: в России его скорость распространения оказалась ниже, чем в других странах. Например, в Петербурге, где больше всего надёжных данных, Георгий Базыкин, оценивал рост в 3% против британских 7%. На конец апреля расклад сил был таким:

Британский штамм — красный, а синий — это две собственно российские линии. В апреле B.1.1.7 составлял 20%, российские линии — около 15%. Осторожная гипотеза специалистов — это клональная интерференция британского штамма и российских: вероятно, именно их конкуренция не давала «британцу» распространиться так, как в других странах.

По-видимому, именно это обеспечило то хрупкое равновесие, к которому мы пришли в конце зимы-начале весны: либо лёгкий спад, как в большинстве регионов, либо плато, либо совсем умеренный рост, как в Москве. Это исключительно допущения, но, похоже, той имунной прослойки, которую мы приобрели в первые две волны (по оценкам Европейского университета, весной в крупных городах страны она достигала 50%) и за счёт вялотекущей вакцинации (в пределах 10−15% в зависимости от региона), оказалось достаточно для того, чтобы не допустить третьей волны.

А затем в Россию пришёл вариант дельта. B.1.617.2. Самый неприятный из индийских штаммов (ещё до появления варианта дельта+). На 40−60% более заразный, чем даже B.1.1.7 (который сам по себе в полтора раза заразнее дикого вируса), и умеющий частично ускользать от антител.

Здесь хрупкое равновесие, вероятно, и развалилось.

Что мы знаем про дельту

То, что это один из худших вариантов вируса, с которыми нам приходилось сталкиваться.

Особенность 1: стремительная передача

«It is the most hypertransmissible, contagious version of the virus we’ve seen to date, for sure — it’s a superspreader strain if there ever was one», — говорит Эрик Тополь, профессор геномики и один из руководителей НИИ Скриппса. Если есть суперспредеры, то теперь перед нами — суперштамм.

По предварительным данным, этот вариант на 40−60% более заразный, чем вариант альфа (британский B.1.1.7) — тот, в свою очередь, был на 50% более заразен по сравнению с диким вирусом. Индекс репродукции R0 дельты может достигать аж 10 (для сравнения — у уханьского вируса R0 оценивался в 2−3).

Трансмиссивность у варианта дельта такая, что, по ряду оценок, даже при иммунной прослойке в 80% необходим локдаун — только так возможно прервать цепочки заражения и остановить рост:

По некоторым расчётам, для достижения стадного иммунитета теперь необходима вакцинация большей части населения вакцинами с эффективностью 95% против дельты — а такими вакцинами человечество не располагает:

Показателен пример из Австралии, которая придерживается тактики zero covid и старается не допустить внутреннего распространения вируса. В июне в Австралии объявили очередной локдаун в штате Новый Южный Уэльс. Причина тому — проникший в страну вариант дельта.

Вспышка началась с водителя лимузина, который перевозил путешественников из аэропорта в обсерватор. Он не был привит и, по сообщениям, не носил маску. За считанные дни кластер вырос до 36 случаев — власти были вынуждены ввести жёсткий локдаун в центре Сиднея и в некоторых районах штата.

Эпидрасследования показали, что были заражения при совсем мимолётных контактах. В одном случае заражение произошло в пиццерии, которую ранее посетил заражённый. В двух других случаях оказалось достаточно всего 5−10-секундного контакта — люди инфицировались, просто пройдя мимо заражённого.

Главный санитарный врач штата Квинсленд заявила:

Раньше нужен был 15-минутный тесный контакт для заражения. Теперь, по предварительным австралийским данным, достаточно 5−10 секунд.

Аналогичные случаи описаны и в Китае, куда также проникла дельта. Эпидрасследование и записи с видеокамер помогли восстановить одну из цепочек передач. Женщина встретила знакомого и подошла с ним поздороваться. Контакт длился 1 минуту 20 секунд — однако этого хватило для заражения. Спустя 4 дня, уже будучи инфицированной, в чайной эта же женщина зашла в туалет без маски. Спустя время туда зашла другая женщина и пробыла в туалете всего 14 секунд. Контакта у них не было, однако этого времени хватило для заражения.

Китайские исследования показывают резкое увеличение вирусной нагрузки от дельты, а трансмиссивность — самая высокая среди всех существующих вариантов. Концентрация вирусного аэрозоля в выдохе заражённого крайне высокая — и это, по словам китайских специалистов, требует пересмотра прежних подходов к выявлению случаев и изолированию контактных. Теперь каждый, кто был в помещении или здании, которое посещал инфицированный дельтой даже за несколько дней, должен расцениваться как тесный контакт.

Примеры высокой трансмиссивности показывает и Израиль, куда также пришла дельта. В стране думают о возврате ограничений после одного неприятного случая: один старшеклассник заразил на вечеринке в Тель-Авиве 75 других старшеклассников. Его самого заразил привитый родственник, а тот подцепил ковид от другого привитого родственника, который недавно вернулся из Лондона.

Свежий препринт демонстрирует, что при заражении дельтой даже отрицательный ПЦР-тест не гарантирует, что человек не заразен: вирусная нагрузка нарастает так быстро, что человек может начать передавать вирус за считанные часы — поэтому даже ПЦР-тесты, сделанные раз в сутки, не гарантия безопасности. Вирусная нагрузка при первом положительном тесте у заражённых дельтой в 1000 раз выше, чем у заражённых ранними штаммами:

Такая чудовищная трансмиссивность — не единственная неприятная особенность дельты.

Особенность 2: утяжеление болезни

По-видимому, дельта приводит к более тяжёлому течению болезни — это то, что мы наблюдаем на примере России последний месяц. Согласно исследованию, опубликованному в The Lancet, дельта-вариант увеличивает вероятность госпитализации на 85% по сравнению с вариантом альфа. По ранним данным из Великобритании, при дельте риск госпитализации в 2,26 раза выше по сравнению с альфой, а вероятность перевода в реанимацию для госпитализированного — на 67% выше по сравнению с альфой.

Есть свидетельства и из Китая, которые показывают, что течение болезни при дельте хуже и агрессивнее, чем при диком вирусе: пациенты быстрее ухудшаются, в считанные дни после возникновения симптомов.

Особенность 3: снижение нейтрализации

Эффективность вакцин против индийского штамма снижается — но тут пока всё не так плохо.

• Предварительные исследования из Англии показывают, что две дозы Pfizer эффективны на 96% в предотвращении госпитализаций, две дозы AstraZeneca — на 92%.

• Шотландские данные демонстрируют защиту от симптмного ковида в 79% для Pfizer и в 60% — для AstraZeneca (при этом одна доза любой из вакцин защиты практически не даёт — эффективность 30−35%).

• По первым израильским данным, эффективность Pfizer в предотвращении симптоматического ковида снизилась до 64% против прежних 94,3% (к которым, впрочем, есть вопросы), а в предотвращении госпитализаций — до 93%.

Ещё одно недавнее исследование показывает снижение чувствительности к нейтрализации поствакцинальными антителами (по индийским данным — в 8 раз по сравнению с диким вирусом) и способность уклоняться от 20−55% антител ранее переболевших. Титры нейтрализующих дельту антител после Pfizer оказались в 5 раз выше титров после AstraZeneca:

Что со «Спутником»?

По «Спутнику» данных совсем мало — известно только, что нейтрализация сыворотки снижается в 2,6 раза против варианта дельта, — но публикаций нет. Можно ожидать, что эффективность «Спутника» окажется посередине — либо, в худшем случае, ближе к AstraZeneca. Центр Гамалеи обещает в ближайшее время научную публикацию с подробностями о том, как меняется нейтрализация «Спутника» для разных вариантов. Мониторинг, который Гамалея вела в Москве, в середине июня показал, что риск среднетяжёлого и тяжёлого течения среди привитых в 14 раз ниже по сравнению с непривитыми — в целом же в больницы попадает на порядок меньше людей. Вместе с тем, ухудшение нейтрализации «Спутника» против дельты привело к росту симптоматического ковида и к изменению клинического течения среди привитых. Больше подробностей должно быть в публикации.

Вместе с тем, хотя симптоматического ковида среди привитых стало ощутимо больше, случаи с госпитализациями по-прежнему редки, а крайне тяжёлое течение встречается в единичных случаях.

Сводка данных из разных регионов есть в этом материале. Отсутствие крайне тяжёлых подтверждают и данные из отдельных регионов, которые не боятся публиковать детальную сводку. Так, в Карелии, где дают подробные данные о заболеваемости, тяжёлый случай среди привитых был всего один — хотя те же отчёты показывают, что привитые заболевают, и их доля среди ПЦР+ составляет в среднем 3−4% (полностью вакцинировано в республике 13,7% населения). Ранние данные из Петербурга предварительно подтверждают карельскую статистику: течение болезни среди привитых легче.

Все врачи, с которыми я общался, отмечают, что в реанимациях «красных зон» привитые — огромная редкость. Смерти среди привитых — случаи исключительные. Это отмечают даже скептически относящиеся к «Спутнику» врачи: в реанимациях вакцинированные практически не встречаются. Привитые заболевают, иногда попадают в больницы — но почти никогда не ухудшаются и не переходят в тяжёлую форму.

Очевидно, эффективность «Спутника» против симптоматического ковида сильно снижается, как и в случае с Pfizer и AstraZeneca (и, вероятно, лежит также в диапазоне 60−70%). В свою очередь эффективность против тяжёлого течения и смерти остаётся высокой.

Особенность 4: молодые — в группе риска

А ещё дельта даёт сильный крен в сторону более молодых:

И значительно лучше распространяется среди детей — так, в Великобритании только на начало июня было зафиксировано 97 вспышек дельты в начальных и средних школах.

Недавний большой отчёт Public Health England о динамике ковида показывает, что сейчас максимум случаев приходится на возрастную группу 20−29 лет (привитых среди них мало — только в июне в Англии начали прививать 30+), немного меньше — 10−19 лет.

Российский зоопарк и место дельты в нём

Теперь перенесёмся обратно в Россию. Когда вариант дельта пришёл к нам? По-видимому, это происходит во второй половине апреля (к слову, авиасообщение с Индией у нас не прекращалось ни на день, даже когда Индия полыхала). Это видно по графикам от CoRGI — российского консорциума, который исследует геномы коронавируса.

Тёмно-синий на графике ниже — штамм дельта. Это данные в основном из Санкт-Петербурга — именно оттуда поступает подавляющее большинство образцов в мае:

Вариант впервые обнаруживают в концу апреля, и за считанные несколько недель он вытесняет все остальные — уже в конце мая дельта доминирует в Петербурге. В Москве дельта доминирует уже в середине июня — ровно тогда, когда госпитализации делают скачок до 1500 в сутки, а затем до 1700, а выявленные случаи на протяжении недели экспоненциально растут:

Вместе с тем, в Москве с мая начинает расти ещё один вариант — внутрироссийская линия AT.1, впервые обнаруженная на северо-западе:

Всего же возникло как минимум 457 внутрироссийских линий — тех вариантов, которые передавались или передаются внутри страны.

Что известно про варианты, которые были распространены в России за последние полгода?

Линия AT.1 — северо-западный вариант (он же B.1.1.370.1), первые образцы были получены из в январе-феврале в Петербурге и Псковской области. У линии есть уникальный набор замен, которые не встречаются ни в каких других вариантах вируса. Вариант умеет уходить от антител — для него в 2,6 раз снижается нейтрализация. В Петербурге в мае линия AT.1 занимала около 16%, она встречалась также в Ленобласти, Псковской области, Новгородской и Белгородской. С распространением штамма дельта вклад этой линии постепенно снижается — но пока до нуля не упало. На днях стало известно, что ВОЗ начала мониторинг этой линии.

Линия B.1.1.523 — одна из самых неприятных российских линий. Успела распространиться по Москве и центральной части России, отдельные образцы встречались в Петербурге, Свердловской области и на Ставрополье. Здесь есть две важные замены: E484K и S494P, которые заметно ухудшают нейтрализацию. Эти же замены возникают независимо в разных генетических линиях в разных странах мира — и это то, про что я писал ещё зимой: одинаковые мутации возникают в разных частях мира независимо, и потому появление более заразных и ускользающих штаммов — исключительно вопрос времени.

Среди других заметных линий в зоопарке начала 2021 года — линия B.1.1.141, известная как «латвийская», в России первые образцы обнаружили ещё летом 2020 в Новосибирской области и Приморском крае. По оценкам ФМБА, с марта 2021 по середину июня доля B.1.1.141 — около 3%; по оценкам консорциума CoRGI, эта линия большого клинического значения не имеет — и её в стране уже почти не осталось.

Ещё одна линия — K.2 (B.1.1.277.2), встречалась в основном на Дальнем Востоке, но её судьба неизвестна: вероятно, линия затухла, но геномов с Дальнего Востока так мало, что это до конца не ясно.

В 2021 году большинство эндемичных российских линий начинает сходить на нет. Распространяется британский штамм. Возникает новая эндемичная линия AT.1, которая получила большое распространение — так прежде всего, на северо-западе (это так называемый северо-западный вариант).

Андрей Комиссаров, заведующий лабораторией молекулярной вирусологии НИИ Гриппа, в середине июня отмечал, что выборка у CoRGI искажённая — большинство майских и июньских образцов на тот момент принадлежали к Санкт-Петербургу. Вместе с тем, Андрей Комиссаров отмечает стремительный рост индийского штамма и предполагает, что в ближайшее время все прочие варианты окажутся вытеснены дельтой.

Из тревожных признаков — штамм B.1.617.2 встречается даже в случайных единичных образцах разных регионов, что косвенно указывает на его широкое распространение по стране.

Во всех ли регионах за рост ответственна именно дельта? Этого мы не знаем. Надёжные данные пока есть только из Петербурга и Москвы — выборка образцов из других регионов пока более чем скромная. Есть только отдельные заявления, не подкреплённые публикациями, о том, что дельта равномерно распространяется по стране и на середину июня на него приходилось 30% заражений.

Вместе с тем, есть и тревожные сигналы. Главное, что мы до конца не понимаем, что именно происходит в Бурятии и на Дальнем Востоке и в Сибири — и почему именно там сейчас полыхает сильнее всего.

Так, по динамике выявления штаммов видно, что дельта впервые появляется в образцах Москвы и Петербурга во второй половине апреля, а активно распространяется в мае. Из регионов данных совсем мало — есть единичные образцы в начале мая.

В Бурятии же — регионе с худшей во всей стране ситуацией с эпидемией — рост начинается уже в середине мая: тогда, когда штамм B.1.617.2 только распространяется в столицах. За 10 дней мая занятый коечный фонд в регионе вырастает на 66%, а за 17 дней, к концу мая, рост уже в 2,6 раза. 21 мая власти Бурятии заявили о начале третьей волны и ввели ограничения: сократили заполняемость залов и разрешили посещать массовые мероприятия только при наличии отрицательного ПЦР-теста или справки о вакцинации. Спустя 10 дней в регионе сообщают о том, что третья волна нарастает, Бурятия начинает разворачивать дополнительные койки и ужесточает ограничения.

Как видно по дальнейшим событиям — попытка обойтись малой кровью не сработала, а ограничения ни остановить, ни замедлить волну не смогли. Уже 27 июня Бурятия вводит локдаун — к этому моменту в регионе уже не остаётся резервов, а система здравоохранения коллапсирует.

Следом за Бурятией начинается быстрый рост по всему Дальнему Востоку и Сибири:

• Амурская область прибавляет +45% к госпитализациям с 21 мая по 5 июня, затем ещё 70% — за следующие две недели, и ещё +80% за следующие 12 дней.

• На Камчатке ситуация ухудшается уже в конце мая: 20 мая в больницах лежит 70 человек, 30 мая — 106, 4 июня — уже 156, а 4 июля — 696.

• В Иркутской области госпитализации начинают расти уже с 3 июня.

• В Хакасии тренд меняется также в первых числах июня — после 2-месячного низкого плато в регионе начинают отрастать госпитализации.

• В Новосибирской области быстрый рост начинается в те же дни, а первые признаки ухудшения видны уже в последнюю неделю мая.

• В ЯНАО рост госпитализаций происходит уже 6 июня.

• В Алтайском крае — с 7 июня. Тогда же растёт и Приморье, и Хабаровский край.

• В Свердловской области первое ухудшение просматривается уже 9 июня. В Тюменской области — в диапазоне 3−10 июня.

• Красноярский край, Томская область, Омская область, Сахалин, Тыва, Алтай — во всех регионах ситуация начинает ухудшаться во вторую неделю июня.

Но первым регионом, который вспыхнул на Дальнем Востоке, стала Якутия: здесь ситуация ухудшается уже с середины апреля, а в мае регион первым вводит ограничения — ещё до того, как Бурятия отмечает рост и объявляет о начале новой волны эпидемии.

В конце апреля Якутия заявляет о распространении британского штамма в республике, в начале мая ситуация ухудшается и становится известно про более тяжёлое течение среди детей и беременных. В конце мая специалисты предполагают, что к вспышке в Москве может быть причастен не только индийский штамм, но и якутский. В начале июня про «якутский штамм» начинают говорить в СМИ, а вскоре после этого минздрав Якутии опровергает существование и распространение своего эндемичного штамма.

Что на самом деле происходит на Дальнем Востоке и в Сибири и какой вариант привёл к худшей вспышке за всю эпидемию во всех регионах — мы, возможно, узнаем позже. Пока нам известна только последовательность событий:

• В конце марта начинается умеренный рост в Москве

• В середине апреля сильно ухудшается ситуация в Якутии

• В начале мая начинается умеренный рост в Петербурге

• В конце апреля в Москву и Петербург проникает вариант дельта — на тот момент он занимает небольшую долю, а активное распространение начинает в мае

• Следом за Якутией, в середине мая, начинается быстрый рост в Бурятии

• К июню вариант дельта вытесняет остальные в двух столицах

• В Бурятии ситуация начала стремительно ухудшаться даже раньше, чем в Москве и Петербурге — рост в Бурятии опережает рост в столицах

• Вскоре после Бурятии вспыхивает весь Дальний Восток и Сибирь

В конце июня в Челябинской области сообщили об обнаружении неизвестного штамма, ещё не описанного, «с не определённой принадлежностью». Из 44 образцов, которые приходятся в регионе на начало июня, не было ни одного образца с дельта-вариантом. Первую половину июня в Челябинской области рост идёт совсем скромный и незначительный — как в Москве в марте-апреле, — а уже в конце июня темпы стремительно ускоряются, и за две недели занятый коечный фонд растёт в 2,3 раза.

Чем будем останавливать?

Мы не знаем, каковы пределы новой волны и какой окажется её высота.

Всё, что нам сейчас известно — это то, что большинство регионов прямо сейчас в фазе активного роста, а ситуация по тяжести уже хуже осенней. К этому росту причастен, по-видимому, самый трансмиссивный и один из самых опасных мутантов, который сложно остановить даже жёсткими мерами (как показывает пример Австралии, которая на днях вновь продлила локдаун — остановить распространение дельты не удаётся). При этом в России ощутимых ограничений нет — и, по-видимому, не предвидится.

Москва с Петербургом замедлились и немного снизились за последнюю неделю — но мы не знаем, насколько устойчивым окажется это снижение и насколько продолжительным будет спад; в Москве есть признаки остановки спада. И главное — неизвестно, не получит ли эта волна новый импульс и не сменится ли это плато новым подъёмом так, как случалось неоднократно во вторую волну. Предпосылки к этому есть.

Пример Москвы, где после нескольких недель интенсивного экспоненциального роста началось робкое снижение (которое вновь замедляется), показывает: возможно, есть надежда на крайне интенсивную, высокую и очень тяжёлую, но короткую волну. Возможно. Те полумеры, которые вводили в Москве в июне, к началу снижения не имеют отношения: госпитализации стали замедляться уже в середине июня.

Вместе с тем, пример Бурятии показывает, что надежда на быстрый выход на плато и дальнейший спад может оказаться обманчивой. Почти два месяца непрерывного роста, коллапс здравоохранения, дефицит кислорода, рекорды смертности, вынужденный локдаун — такова цена мягких мер.

И все регионы — от Москвы до Бурятии — демонстрируют, что мягкие меры не способны помочь и хоть как-то смягчить новую волну эпидемии. Госпитализации будут расти, койки будут заканчиваться, кислорода будет не хватать, кладбища — разрастаться, а чиновники — винить людей, которые не носят маски, не хотят прививаться, не моют руки и вообще либеральничают.

Эти меры не работают

Эффект от введённых мер можно оценить на примере растущих регионов. Вернее — отсутствие эффекта.

В Иркутской области госпитализации начинают расти уже в первых числах июня. С 12 июня власти региона запрещают часть развлекательных мероприятий, «кроме концертов и спектаклей», спортивные мероприятия разрешают проводить только без зрителей, а в кинотеатрах, театрах и зоопарках ограничивают заполняемость в 50%. В середине июня отменяют все гастрольные концерты. 18 июня запрещают все спортивные мероприятия, кроме федеральных, а выпускникам школ советуют подавать заявления в вузы онлайн. Тогда же вводят ограничения на отдых и развлечения на открытом воздухе — заполняемость аттракционов, выставок и шоу должна быть не более 50%. В конце июня в регионе ужесточают меры, на этот раз для общепита: ограничивают время работы, запрещают банкеты и корпоративы, а регистрацию брака разрешат только в присутствии до 10 человек. Запрещают и спорт в закрытых помещениях для всех, кроме переболевших и привитых.

Остановили ли хоть какие-то из этих мер рост? Нисколько. С 7 по 14 июня госпитализации выросли на 54%. С 14 по 21 июня — на столько же. С 21 по 28 июня — на 36%, с 28 июня по 5 июля — на 21%. Рост продолжается, но последнюю неделю он ограничен нехваткой коек — как в Иркутске, так и в северных районах области.

В Алтайском крае рост госпитализаций также начинается в первую неделю июня. Ограничения начинают ужесточать с 21 июня — когда госпитализации резко ускоряются. Сначала отменяют мероприятия на 1000+ человек и снижают наполняемость залов до 50%, вводят рекомендации для работодателей о дистанционном режиме и гибком рабочем графике. О начале третьей волны в регионе объявили только 24 июня — к тому моменту госпитализации за три недели уже выросли в 2,8 раз. В начале июля в крае запрещают мероприятия более 50 человек и ограничивают открытые бассейны на 50%. Спустя несколько дней запрещаются уже все развлекательные мероприятия.

Оказали ли эти меры эффект? Никакого: заболеваемость разгоняется. Если в первую неделю госпитализации выросли на 27%, во вторую — на 47%, то за последние две недели — уже на 55−68%. И, как в Иркутской области, коек в Алтайском крае уже сейчас не хватает.

В Свердловской области рост начинается в середине июня. Уже спустя неделю власти признали начало третьей волны и ввели ограничения: закрыли фан-зону Евро-2020, запретили выпускные и стали отменять массовые мероприятия. В начале июля в некоторых городах отменили все массовые мероприятия. Новых запретов пока нет — при этом госпитализации в регионе стремительно растут: если 2−3 недели назад занятый коечный фонд прибавлял по 13−15% в неделю, то последние пару недель темпы прироста ускорились до 43−44%.

На Ямале госпитализации начинают расти со второй недели июня. Ужесточение ограничений происходит с 21 июня: отменяются все развлекательные и досуговые мероприятия, закрываются ночные клубы, детские игровые комнаты и развлекательные центры. Для 65+ — рекомендация соблюдать самоизоляцию. Для работодателей — требование перевести часть сотрудников на удалёнку. В ряде городов отменяют городские мероприятия, в том числе выпускной (тогда как Петербург массовый городской выпускной отменять не стал, несмотря на пиковые госпитализации и рекорды смертности). В конце июня введены ограничения для приезжих: теперь все, кто прибывает без местной прописки, должен предоставить ПЦР или сертификат о вакцинации. Вскоре на Ямале установили блок-посты с проверкой всех приезжих. 5 июля в регионе были вынуждены ввести ограничения на плановую помощь для непривитых.

Есть ли хоть какой-то эффект от всё новых и новых мер? Никакого: госпитализации только ускоряются. Три недели назад прирост +25%, две недели назад +35%, за последнюю неделю — уже +46%.

Стремление регионов справиться с новой волной минимальными ограничениями понятно.

Есть проблема: с дельтой это не работает.

При повышенной трансмиссивности нового штамма все мягкие меры бессмысленны — они не приносят никакой пользы и не способны замедлить распространение вируса.

И, очевидно, та стратегия, к которой прибегают сейчас все регионы — «не уйти в жёсткие ограничения» и «планомерно готовиться к увеличению количества заболевших» — обречена.

Кто-то, как Иркутская область, столкнётся с коллапсом здравоохранения и попытается выплыть без жёстких ограничений.

Кто-то, как Бурятия, окажется вынужден ввести локдаун, когда последние медицинские резервы окажутся исчерпаны.

Кто-то, как Москва, сможет дотянуть до естественного спада волны — но и в этом случае не удастся избежать ограничений, порой болезненных для экономики и для людей, и перепрофилирования госпиталей. Этого не удалось избежать даже Москве, которая ещё в прошлом году развернула четыре огромных резервных госпиталя и, казалось, обладает всеми резервами для встречи новой волны эпидемии.

Вакцинация поможет, но не сейчас

Регионы стараются победить новую волну мягкими мерами и массовой вакцинацией: первыми обязательную вакцинацию ввели Москва с Подмосковьем, за последующие три недели к этому прибегло ещё 27 регионов. Вместе с тем, темпы вакцинации стремительно растут не только там, где людей административными мерами гонят прививаться — темпы растут повсеместно, во всех регионах, и причина простая: это третья волна.

Происходит ровно то, о чём я неоднократно писал: главная причина низких темпов вакцинации (после скромных объёмов производства), с которой мы столкнулись зимой и весной, — это отсутствие мотивации и причин прививаться. Как оказалось, достаточно вернуть эпидемию в инфополе и не пытаться замести под ковёр резкое ухудшение ситуации, чтобы люди пошли в пункты вакцинации, чтобы обезопасить себя и близких.

Достаточно, чтобы люди понимали, что происходит с ковидом: эпидемия не побеждена, страну накрывает третья волна, более серьёзная, чем прежде, новый штамм более заразен и более опасен. Достаточно, чтобы в окружении вновь стали массово заболевать и попадать в больницы знакомые и друзья. Больше нечего ждать: опасность вернулась, а с ней появилась и серьёзная причина бежать прививаться. Именно это провоцирует такие очереди по всей стране и заставляет вакцинироваться всех, кто до этого спокойно ждал — а не закрытые для непривитых рестораны и не административная обязаловка.

И это то, о чём я писал в колонке для закрывшегося VTimes: вялую российскую прививочную кампанию может спасти только третья волна.

Вся беда в том, что эта прививочная кампания прямо сейчас уже никого не спасёт и эту волну никак не замедлит.

Разворачивать активную вакцинацию было необходимо ещё весной — тогда был шанс смягчить третью волну эпидемии (но шансов её избежать не было). Та стремительная вакцинация, которая разворачивается сейчас по всей стране, способна сгладить только следующую волну — но на волну, накрывшую нас сейчас, она никак не повлияет.

Массовая вакцинация несёт за собой и большие риски. Главный — это разгон заболеваемости. Тесные коридоры, маленькие холлы в поликлиниках и выездных пунктах, огромные очереди, маски на подбородках и отсутствие респираторов, несоблюдение дистанции — всё это будет приводить к вспышкам во время вакцинации. И к тому, что люди будут заболевать непосредственно после прививки — связывать это с ней.

В Воронеже — давка перед прививочным кабинетом, в Петербурге — драка в очереди, в Набережных Челнах — огромные очереди, в Чите — скандалы, в Твери — ожидание от двух до шести часов, в Калининграде — 50-метровые очереди, во Владимирской области — уже 70 тысяч человек в записи. Это происходит по всей стране: в очередях на вакцинацию сейчас стоят во всех регионах.

Денис Хрусталёв, 49-летний инструктор по дайвингу, вакцинировался 19 июня. Как позже выяснилось, к этому моменту он уже был заражён. Спустя два дня его забирают с одышкой в стационар: 52% поражения лёгких. 7 июля его не стало. Денис так рассказывал о процессе вакцинации: «В одном из МФЦ, где открыт пункт, стоит очередь ещё снаружи. Время в очереди заняло около пяти часов». И это Москва.

Ещё одна проблема — в обязательности вакцинации: я убеждён, что она играет не определяющее значение (почему — рассказывал в недавнем посте), но административные меры и разнарядка на вакцинацию сверху, безусловно, важны. А это влечёт за собой распространение купленных сертификатов о вакцинации, расцвет чёрного рынка, случаи с вылитой вакциной или вкалыванием физраствора для отчётности. Как следствие — мы получим неопределённое количество «привитых» с фальшивыми сертификатами, которые будут пользоваться всеми привилегиями вакцинированных. И будут болеть, попадать в больницы и умирать. Тем самым — подрывать доверие к вакцинации и значительно затруднять анализ эффективности вакцин (впрочем, открытых данных, равно как и публикаций, у нас в любом случае нет).

И последняя большая проблема: это нехватка вакцины и её скромное производство. Сколько сейчас производится вакцины — тайна за семью печатями; ещё в апреле производство «Спутника» составляло около 8 млн доз в месяц.

Сколько сейчас производится вакцины — неизвестно, но, очевидно, её на всех не хватает. Дефицит в Свердловской области, во Владимирской, в Ростовской, в Саратовской, в Омской, в Татарстане, в Коми, в Пермском крае. Десятки регионов сообщают о нехватке вакцины и о недостатончых и «неритмичных» поставках.

Единственный регион, где с начала прививочной кампании ни разу не закрывались пункты вакцинации и не было сообщений о дефиците — это Москва. И именно Москва сейчас вышла на рекордные 100 тысяч привитых в сутки и, очевидно, будет наращивать темпы и дальше. В Подмосковье прививают по 60−70 тысяч в сутки — так, только московский регион потребляет минимум 160 тысяч комплектов вакцины каждый день (а это 60% от апрельского производства). На этом фоне дефицит вакцины в регионах неизбежен. Особенно если учесть, что в гражданский оборот до сих пор не вышло ни одной партии московского завода Р-Фарм, с которым были связаны большие надежды: по обещаниям, завод должен выпускать до 10 млн комплектов вакцины в месяц. Однако с января, когда была выпущена пробная партия, всё так и стоит на месте — и ни одной партии Р-Фарма зарегистрировано не было. По словам источников, близких к Р-Фарму, причина — в контроле качества: производство давно запущено и налажено, но контроль качества вакцина пройти не может.

Каковы перспективы

Мы словно оказались в жёстком сценарии октября-ноября, в сердце нового шторма, который никто даже не пытался предотвратить — все только надеялись, что на этот раз мы сможем его избежать. Не смогли.

Для России перспективы более чем неопределённые, и строить прогнозы в той точке, где мы находимся — дело неблагодарное. Наша надежда — на интенсивную, но короткую волну, с подъёмом в считанные недели — и стремительным спуском.

Вся беда в том, что, вероятно, сбить эту волну без серьёзных ограничений не удастся. А это означает перспективу кошмарного затяжного плато на высоте октября-ноября и вхождение в осень с заболеваемостью, которая будет сильно превышать прошлогоднюю.

Чего нам ожидать дальше и на что рассчитывать — покажут ближайшие недели в Москве, Петербурге и Бурятии. О том, что там происходит, я буду рассказывать в своём Фейсбуке.

А на следующей неделе, в новом тексте, расскажу, что происходит по всей стране — и как каждый регион проживает третью волну эпидемии, такую неожиданную и такую eiqrtiukiqkkmp ожидаемую.

innersun.medium.com