Стас Белковский: «Главная мечта русского человека – стать иностранцем, оставшись русским»

Обычно мы с Белковским встречаемся в каком-нибудь кафе между синагогой и Патриками. Ну а что, обоим удобно. Вот и на этот раз. Беда только в том, что в заведениях там врубают громкую музыку и спорить с метрдотелями бесполезно – будто это, прости Господи, Бирюлево. Говорили мы как всегда о судьбах России и о том, надо ли из неё, родимой и малахольной, валить.

— Стас! Среди множества планов успешной эмиграции, которые известны пиплу – самый забавный у тебя: жениться на молоденькой наследнице какого-то из королевских домов Европы, ну и вперёд. Мы эту тему давно с тобой обсуждаем. Сколько лет?

— Этому плану уж лет 10.

— Как там, это дело сильно продвинулось за две пятилетки?

— Продвинулось, увы, недалеко. Ну, есть какой-то контакт с представителем не королевского рода, правда…

— Ты, наверно, хотел сказать представительницей?

— Ну да, да.

— Если б с представителем, то как-то оно быстрей могло б пойти.

— Это могло бы оказаться очень полезным, да. Но я уже староват для того, чтоб менять ориентацию. Да и не настолько я меркантилен. Но в принципе это перспективная идея – захват нами власти в каком-то небольшом государстве…

 

 

— Нами – это кем? Тобой и мной?

— Нами – русскими людьми. Настоящими русскими, эпическими русскими, в том числе тобой и мной.  Значит, прибыть на место и создать там коммьюнити. Устроить переворот и привести к власти своих людей.

— Переворот – запрещенный в РФ приём. Но, с другой стороны, ты же этот переворот планируешь проводить не в РФ.  

— Да, да, да. Конечно-конечно. Я имел в виду гуманитарный переворот. Ну, избраться каким-то президентом. Какой-нибудь страны. Лучше, чтоб это было в теплом месте конечно.

— Но не в Африке!

— Нет-нет, не в Африке. Там дикие нравы, которые нам чужды, там вуду… Главные проклятия России – это территории и климат, то есть гигантские территории, не подлежащие освоению, и холод… Нам нужно что-то поменьше, нам нужна Россия наоборот. Маленькая территория в тёплом климате.

— Россия наоборот – это, может быть, Украина?

— Нет, нет. Украина – это Россия-2. Это дублёр. А нам нужна Россия наоборот.

 

 

— Монголия?

— Нет. Нужен небольшой остров. Идеальный вариант – в Карибском море. Не идеальный, но подходящий – в Тихом океане.

— А мы будем топить лодки с беженцами, которые побегут к нам, как сейчас они устремляются на Лампедузу?

— Топить ли лодки, которые идут на Лампедузу, или нет – это дело итальянцев. А к нам они просто не доберутся. У нас будет – как говорил Гоголь – хоть три года плыви, никуда не доплывешь.

— Редкая птица долетит до нас.

— У меня есть один приятель, который уже занимается этим делом. И признаёт себя моим теоретическим учеником.

— Это Ходорковский?

— Нет. Не он. Другой человек. Его зовут Антон Баков, это бывший руководитель избирательного штаба СПС.

— Из Баковки?

— Нет, он из Екатеринбурга. Бизнесмен достаточно известный на своем уровне. Он уже создает русские государства: одно на острове Кирибати в Тихом океане, другое – на Антигуа и Барбадосе в Карибском море.  В соответствии с заветами вождя, то есть меня.

 

 

— Этот Кирибати в Тихом океане – он не возле Владивостока?

— Нет, значительно южнее, за экватором. Благодаря Бакову я неожиданно выяснил, что Тихий океан – совершенно огромный. Через него лететь 10 часов.

— Он покупает эти острова?

— Нет, он купил части островов. И начинает создавать там государства. Ещё один человек, которого я не знаю лично – Михаил Васинкевич, бизнесмен – занимается тем же делом. На островах в Карибском море.

— А эти новые русские государства объединятся в некий Советский Союз?

— Сейчас – нет, но не исключено, что со временем – да. Процесс пошёл.

— Союз Светских Суверенных республик.

— Да. Надо создать Россию в соответствии с заветами Василия Павловича Аксёнова. Остров Крым.

 

 

— Потом мы увлечёмся процессом и начнем там друг друга расстреливать в этих райских уголках… Объявим друг друга английскими шпионами и еврейскими убийцами в белых халатах, о!

— Нет, мы расслабимся! Вот почему мы сейчас такие злые? Потому что живём в холоде, в непредсказуемом климате. Который не позволяет нам гарантировать результат нашего труда.

— Это успеется к президентским выборам?

— Это к выборам не имеет ни малейшего отношения. Да и спешить нам некуда. Надо создать эти государства, с флагом, с языком…

— Чтоб никому не было обидно, государственным языком надо назначить суржик.

— Не возражаю. Хотя я суржиком не владею, потому что его нигде не преподают.

— Кстати, вот как раз сегодня я думал о больших резервах одного языка, который и крут, и исторически велик, и много где преподаётся, и отчасти понятен множеству людей, особенно в Европе: это латынь. И он как-то сам по себе, в стороне от всех. (Если мы возьмём английский, то нас начнут называть американскими подстилками). Причём это должна быть даже не академическая латынь, а вульгата.

— А, такой латинский суржик. Отлично!

 

 

— Мы же знаем какие-то романские языки, так что быстро начнём балакать на вульгате. Мараковать по-басурмански, как говорил Клюев, что ли.

— А ведь главная мечта русского человека, описанная многими авторами и в первую очередь А. П. Чеховым – это стать иностранцем, оставшись при этом русским. Вот как Прозоров в «Трёх сёстрах» говорит: «Сидишь в Москве, в громадной зале ресторана, никого не знаешь, и тебя никто не знает, и в то же время не чувствуешь себя чужим. А здесь ты всех знаешь и тебя все знают, но чужой, чужой... Чужой и одинокий». Вот так и за границей. Латынь – прекрасно, я за. Но вот что надо сделать непременно: латынь на кириллицу перевести. Это будет идеальный вариант.

— Прекрасно! Ну, или как на Балканах – использовать обе письменности. Там иногда меняют кириллицу на латиницу, по обстоятельствам.  

— Да, языком альтернативного русского государства будет латынь на кириллице!

— Типа, как бы омниа меа кульпа мекум порте. Странно выглядит. Пока что странно.

— Или – омниа меа падме хум, как говорит один мой друг.

 

 

— Ну, знаешь, это ту хум хау! Лучше – омниа меа money даже не мекум порте, а money падмэ хум. Роскошный будет суржик. А мы с тобой станем как Кирилл и Мефодий. Не боги горшки обжигают, и лингва латина нон эст пенис канина, а наш госязык. Вот видишь, как всё просто: мы с тобой на нём уже общаемся! Так, а жениться ты передумал на принцессе? Или это не мешает одно другому?

— Не передумал. Не мешает.

— Ну да, и свое царство, и жениться на британской королеве, как в своё время планировал наш коллега, в смысле строитель русского государства, Иван Грозный.

— Он действительно хотел и жениться, и эмигрировать, но королева дала ему понять, что если б он остался в Москве – это было бы возможно. А так…

Я хотел получить паспорт от Украины за огромный вклад в победу революции. Но меня послали.

— Кстати, тебе так и не дали украинский паспорт?  

— Нет. Задинамили полностью.

— То есть наши с тобой (по твоему поводу) обращения к международной общественности не возымели действия… А у Шеремета был паспорт?

— Не знаю. А у Маши Гайдар – есть.

— Скажи, а она, по твоим оценкам, удачно эмигрировала или нет?

— Удачно. Потому что она поддержала статус звезды.

— И ей там нормально платят?

— Думаю, да. Есть финансовые группы, которые поддерживают Саакашвили, видя в нем будущего президента Украины. Так что там есть возможность хорошо платить.

— Что касается израильского паспорта, то ты, как известно, не можешь взять.

— Ну да, там же надо себя объявить или иудеем, или атеистом, а я православный.

 

 

— А ты не мог скрестить пальцы и соврать что ты атеист?

— Нет. Тогда бы у меня отсохли руки. Я человек очень богобоязненный. 

— Это ты так говоришь в шутку.

— Нет.

— Ну как политолог и бывшая правая рука Березовского может быть богобоязненным?

— Я не шучу. Именно поэтому я отказался от израильского гражданства, что не скрываю своей веры. Хотя мог его получить. Вся моя история описана в книге Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик». Он не получил гражданства по той же причине. Причём он подал в Верховный Суд, требуя дать ему паспорт несмотря на то, что он был евреем-католиком – суд отфутболил его.

— Потрясающе. Но разве это справедливо?

— Понимаешь, и русские, и евреи любят лезть со своим уставом в чужой монастырь. Ну вот так у них в Израиле принято. Они мне там объяснили, что нужно соблюсти два параметра: быть евреем по матери и не исповедовать никакой другой религии кроме иудаизма. С первым параметром у меня порядок.

 

 

— А есть же такая вещь как онорис кауза? (Как мы говорим на своем суржике.) 

— Вот именно что онорис кауза. Я хотел получить паспорт от Украины за огромный вклад, который я сделал в победу революции и борьбу с Януковичем. Но меня послали. Хорошо! Я это принял. Смирение… Я не всегда в этом успешен, но я стараюсь. Я рассчитывал на другое отношение ко мне. Ну, нет и не надо…

— Это, может быть, проявление антисемитизма со стороны киевских властей?

— Ну, учитывая то, что почти все руководители Украины сейчас евреи… Одни официально, другие нет…

— И они так с тобой? Де пошт ништ фор де гоим, как говорили раньше в Одессе, а теперь кто там знает идиш?

— Кстати, о евреях Украины: когда там было движение «За очищение» и его съезд хотели провести в Днепропетровске, в синагоге, Коломойский их туда не пустил. Если, говорит, вы за очищение, так вам надо в баню.

— Может, евреев туда послали русские, чтоб погубить Украину? Еврейский заговор?

— Нет, не русские их послали. Они сами. Еврей как таракан – пролезет везде.

 

 

— А Саакашвили тоже еврей?

— По некоторым данным – да.

— Так всё же какая задача евреев? Погубить Украину и Россию?

— Не погубить! А спасти их! Только евреи способны спасти Украину и Россию. Но у нынешних евреев на Украине это не получается. Видимо, они оказались не слишком евреями.

— Они что, впадают в гойскую ересь?

— Да, да. Но они могут поднять Украину! И это станет доказательством того, что нынешняя модель развития России не верна. А если Украина рухнет, то это будет доказательством обратного.

— Не обратного, а того, что и те му*аки, и те.

— Да.

Сейчас и надо быть в России! Когда пи*дец. Чтобы, когда он настанет, принять ребёнка, который родится.

— Ещё о твоей международной активности. Ты ездишь к Ходорковскому?

— Очень редко. Я езжу в Венецию и в Берлин.

— Но вот этим летом, в самую жару, ты был с народом своим в Москве. Это патриотично.

— Я был с народом своим потому, что я работаю на канале «Дождь».

— Я как-то про это забыл. Смотрю на тебя и думаю, что ты такой бонвиван, гедонист, глобтроттер… (Это я опять на нашем суржике.) И ты прям ходишь на работу?

— Да.

— А по Скайпу выходить в эфир можно же?

— Можно, но это не очень уважительно по отношению к аудитории. Лучше, конечно, находиться в студии. Аудитория не любит, когда ты к ней обращаешься через Скайп.

 

 

— А что тебя заставляет там работать? Костлявая рука голода?

— Костлявая рука голода, само собой. Потому что я давно отключён от государственных каналов финансирования. Но дело даже не в этом, поскольку на «Дожде» много денег не платят. Дело в другом: я считаю правильным, чтобы канал «Дождь» процветал. Потому что это последний независимый телеканал в стране. Если он нае*нётся… Альтернативы ему нет.

— Айн фюрер, айн райх, айн телеканал, айне нойе цайтунг

— Так точно. Jawohl. Решили оставить каждой твари по паре. Свой вклад в сохранение канала я хотел бы вносить.

— Это у тебя такая благотворительность.

— Ну, по большому счету – да.

— Так-то ты производишь впечатление состоятельного человека.

— Скорее произвожу, чем являюсь. Я как пиарщик умею производить впечатление.

 

 

— А вот Володя Яковлев недавно написал, что надо срочно валить, потому что в России начнется какой-то чудовищный пи*дец.

— Я это читал и даже на это отвечал в издании «Сноб». Смысл моего текста был вот в чём: блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, его призвали всеблагие как собеседника на пир. Сейчас и надо быть в России! Когда пи*дец.

— Чтобы что? Спастись?

— Чтобы, когда пи*дец уже настанет, остаться у кормила этого… Принять того ребёнка, который родится.

— Принять на броневике на Финляндском вокзале?

— Типа того. Кто-то на броневике, кто-то под, кто-то рядом. Я встречал в Америке бывших русских, и они ужасно жалели, что уехали из СССР в 80-е и так упустили все шансы, которые тогда открылись. На рубеже 90-х. «Если бы я не уехал, я стал бы Березовским. Или Гусинским». Сейчас нужно не повторить ту ошибку!

 

 

— Ну а ты, оставшись тут, разве сделался Березовским или Гусинским?

— Конечно нет. Я был тогда мальчиком. Ты будешь смеяться, но мне нравится жить в России. «Жид пархатый» и так далее, но мне тут нравится.

— Ну почему сразу – «пархатый»?

— Хахаха. Мне нравится тут, и, более того, я бы даже переехал в провинцию. Мне там даже больше нравится, чем в Москве. Я смог бы уволиться с «Дождя» и уехать жить на Плещеево озеро.

— Так почему ты этого не делаешь?

— Потому что там нет инфраструктуры. Куплю я там дом, а ближайший магазин в 30 км… Это единственная причина, по которой я не переезжаю на Плещеево.

Я чувствую себя му*аком и лузером органически, независимо от того, где я нахожусь.

— Я знаю немало людей, у которых дома совсем далеко от Москвы. Инфраструктуры привычной там точно нету, но зато местные за очень скромные деньги обеспечивают их рыбой, мясом, грибами и многим другим. Работники им там жарят, парят, огород вскапывают. Даже собирают в лесу малину и варят хозяевам варенье.

— Ну, у меня все впереди. Может, так и получится.

— Устраивайся с этим скорей, пока мы не улетели на острова!

— У меня была дача под Звенигородом, но я подарил её сыну. Теперь вот хочу купить дом… В поселке на Новой Риге.

— Чтобы жить в России и не чувствовать себя му*аком и лузером…

— Извини, перебью: я чувствую себя му*аком и лузером органически, независимо от того, где я нахожусь – в Италии, в России – ничего в моей жизни не меняется от перемены мест.

 

 

— А почему так? Тебя нравится себя таковым чувствовать?

— Нет, не нравится. Просто я за долгие годы научился чувствовать себя адекватно. Это, пожалуй, главное достижение всей моей жизни: я перестал себя чувствовать гением и героем, которым ощущал себя лет 15 назад. Но если Господь допустил существование такого бессмысленного существа, как я, то в этом есть же какой-то смысл? Ну вот и буду существовать дальше.  

— Ты чувствовал себя гением и героем, когда победил на Украине? А потом посмотрел на то, что там получилось, и…

— Нет, я посмотрело на всё. Я окинул взглядом мою жизнь за последние годы и понял, что я, мягко говоря, не гений. Скорей я му*ак и лузер, как ты верно заметил. Ну, му*ак, ну и что теперь? Покончить с собой? Бог не разрешает. Надо продолжать жить.

— Я хотел сказать не то, что ты му*ак и лузер…

— Хотя это правда.

 

 

— Заметь, не я это сказал. А хотел я сказать вот что. Чтобы жить в России и не считать себя му*аком – надо быть русским и/или православным.

— А я и то, и другое. Я православный по вероисповеданию, а русским я себя научился считать. Я не считаю себя евреем. Странно слышать такое от национал-предателя и жида, но я – русский патриот.

— Я вслед за тобой не могу повторить, что я русский. Тут важно и, может быть, это самое главное – вот что: признают ли тебя русские своим.

— Обычно русские признают меня своим. Когда я хожу в народ, а такое периодически случается, то никто и никогда мне не инкриминирует мое еврейство. Несмотря на мою еврейскую внешность.

— В какой такой ты ходишь народ? Это который состоит из домработниц и таксистов?

— Да. Ну, и когда я приезжаю в регионы, там у меня проходят встречи с людьми. Они относятся ко мне вполне лояльно. Русский народ вообще космополитичен.

— А как же «Бей жидов»?

— «Бей жидов» – это был элитный проект. Погромы были на Украине, а на сегодняшней территории России их не было практически. Русский человек готов признать своим любого, кто говорит по-русски и ведёт себя как русский.

По зороастрийскому гороскопу в марте 2017 завершается большой цикл русской политической истории.

— Твоя позиция понятна. Скажи, вот судя по твоим публикациям, ты как будто ждёшь ещё одного подъёма русской жизни, как в перестройку, когда люди были восторженными?

— Да.

— Это было прекрасное время. Ты думаешь, мы ещё раз пройдём через это?

— Да. По зороастрийскому гороскопу в марте 2017 завершается большой цикл русской политической истории.

— Что это значит?

— Не знаю. Это знал только Заратустра.

— Also sprach Zaratrustra. Значит, ждём, как всегда, 17-го года. Значит, думаешь, есть всё же смысл оставаться тут. Вот я сам живу в России, и, когда отъезжал надолго на Запад, как-то им объедался. Ненадолго – с удовольствием, а всерьёз и надолго…

— В моём случае, то же самое. Вот эта тема – ах невозможно жить в этой стране, а давайте все уедем – она мне чужда.

 

 

— Вот некоторые говорят, что они не могут жить в России, потому что не хотят, чтоб их налоги шли на несправедливые войны. Что – это мода?

— Это привязка себя к государству. Государство – это не ты. Надо отделить себя от государства, как это делает обычный европейский человек. Я вот попытался так сделать. Не уверен, что это получилось, но, по крайней мере, я стараюсь. Меня не волнует государство. Я плачу налоги, правда, небольшие, поскольку у меня доход небольшой. Меня волнует моё собственное поведение, вот и всё.

— А вот это поветрие, что надо валить?

— Свалить и не пожалеть об этом – не удастся.

— Многим это, однако, удается.

— Но они чувствуют homesickness, то бишь ностальгию, и ищут пути возвращения. Потому что всё равно русский человек остаётся в орбите России. Это болото засасывает так, что из него невозможно вырваться.

— А кто-то уезжает и оттуда хвалит нам Путина. И даже Собянина с его урбанистами!

— Некоторые впадают в такую крайность. Уезжают отсюда из-за Путина, а потом хвалят его там. Идея эмиграции – это для меня нереалистично. Но кто хочет – пожалуйста.

Те, кто уехал – это ищущие мятущиеся русские люди. Они уехали, а возвращаться уже стыдно.

— Что же всё-таки заставляет нас, повидавших мир людей, поживших там и тут, оставаться в России, будто мы пафосные нищие учителя из провинции?

— Огромная сила притяжения России! В школе я, как все, не любил Пушкина, потому что он был главным поэтом. И чувство противоречия требовало не любить его. Потом я перечитал Пушкина раз, другой, третий… Теперь я перечитываю его каждый месяц. Эта сила притяжения – она неисцелима. Непреодолима.

— Фанатики, му*аки?

— Да, как все русские люди.

— Но у тех, кто уезжает, тоже есть какая-то правота! Типа – пусть дети поживут…

— Я никогда не утверждал, что у них нет правоты. Конечно, она есть! Главное, чтоб человеку было хорошо. Те, кто уехал – это ищущие мятущиеся русские люди. Они уехали, а возвращаться уже стыдно. Они б вернулись, но это будет расценено как социальное поражение. Вместо того, чтоб честно признаться, что жить лучше здесь… Нужно только отделить себя от государства! Меня вот не волнует Путин вообще.

— А смотри, люди уезжают и постят картинки с красотами, вот типа как они ездят по миру.

— А что мешает нам ездить по миру? Да и русский паспорт, единственный который у меня имеется, меня вполне устраивает. Я получаю визы, когда мне надо куда-то поехать…

 

 

— А почему нам не платит Володин? За то, что мы ведем патриотическую пропаганду? Что это круто и правильно – жить в России…

— Потому что Володин хотел бы, чтоб мы жили не в России. Ему такие русские не нужны, как мы с тобой.

— А что мы ему плохого сделали?

— Ничего. Так и хорошего тоже ничего.

— Значит, у нас астрологическая картина меняется… Но это глобально. А если ближе к телу – тебя отпиз*ят? Или посадят? Или расстреляют? Когда тебе помажут лоб зеленкой, ты будешь жалеть, что не свалил?

— Нет.

— Почему же нет?

— Потому что все мы под Богом ходим. Но такой вариант, что посадят или грохнут, тоже возможен, да. При том что я не часть правящей элиты, я не имею отношения к государству, не сижу на бюджете. Я просто частное лицо.

 

 

— Но ты же работал на всякие режимы.

— Работал, но не был их частью. И не получал богатств, которые получали они.

— Бабки же платили.

— Ну, небольшие. Я не часть этого режима. Когда он закорчится и спросят, а кто не был частью? Я не был!

— А вот то, что ты признаешь и объявляешь себя му*аком – это что, ты просветлённый?

— Ну, сказать такое про себя – это было слишком пафосно.

— Почему же? Вот я – просветлённый.

— Угу.

— И нихера это не пафосно. А если кто-то считает это пафосным, то нас это не е*ёт. И мы спокойно уходим в дауншифтинг.

— Ну да. Я – точно ухожу. В рамках дауншифтинга я заказал себе машину в комплектации с баром. И вот у меня там бар.

 

 

— Хозяин – бармен! Как сказал кто-то из великих.

— И вот благодаря бару я не должен заезжать в кафе и что-то заказывать. Загрузил бар бутылками, и пью из горла прямо в машине.

— А какая у тебя машина?

— Фольксваген Фаэтон.

— Ну, Фольксваген – это таки да, дауншифтинг.

Пока то да сё, мы отвлеклись на новости, на обсуждение такой темы как использование проституток в политической борьбе. Мой собеседник сделал политическое заявление:

— Я не сплю и не буду спать с проститутками.

— Почему вдруг?

— Потому что я не могу спать, с человеком, который меня откровенно ненавидит.

Читайте также: Игорь Свинаренко: Есть ли счастье в эмиграции?

— Не, ну ты не прав. Я тебя сейчас опровергну.

— Давай.

— Твое заявление опрометчиво. Ты, скорей всего, спал с проститутками, просто не знал об их принадлежности к профессии. И они с тебя просто не брали денег. Например, на отдыхе, в отпуску. Для души. Ну как, уел я тебя?

— Нет, не уел. Проститутка – это женщина, которой платишь за секс. А если ты ей не платишь непосредственно за секс (как интересно! То есть если непосредственно, то проститутка, а если в комплексе, по совокупности услуг, то приличная дама? Как тонко тут всё. – И.С.), то в данном случае она не проститутка.

— А если у неё в трудовой так записано? В данном случае, не в данном, какая разница, но факт тот, что ты сделал слишком смелое заявление.

— Ну, я не утверждал, что никогда с проститутками не спал, я говорю о том, что этого нет и не будет.

От проституции ординарной мы плавно перешли к теме политического пиара. Я загрустил:

— Люди не поверят нам, что мы тут живём просто так. Они будут думать, что мы в РФ выполняем какой-то заказ. Что это мы с тобой, два циника, придумали слоган «Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России», и на это живём. 

— Ну и пусть думают.

 

 

— Нет, до такой степени цинизма я не дошёл ещё. Хотя – это, наверно, стёб?

— Не думаю. Путин в это верит. Ему нравится. А кто это сочинил… Единственный критерий оценки эффективности работы чиновника – нравится он начальству или нет. Всё.

— Григорий Распутин нравился…

— Да. А у нас с тобой начальников нет. И я не ностальгирую по начальникам.  

— Я иногда ностальгирую по Сунгоркину. Когда я работал у него в КП, он осыпал меня благодеяниями. 

— Сунгоркин во многом меня раскрутил. Он давал мои тексты разворотами!

— А почему он раскручивал тебя?

— Просто так! Ему нравились мои тексты. И позже, уже годы спустя, я случайно зашел в КП и в коридоре встретил Сунгоркина. Он мне сказал, что я у него запрещён, но я ему симпатичен, и позвал меня выпивать. Мне нравятся такие вот человеческие проявления!

— А кто ж запретил?

— Видимо, АП. И вот мы пошли к нему в кабинет и хорошо там накатили.

Я только хочу, чтоб был немецкий менеджмент. В России.

Тут официантка принесла откуда-то из подсобки телефон Стаса, он там заряжался. Я удивился винтажности гаджета: мини-экранчик, физические кнопки.

— Отчего ж так?

— Да это я борюсь с интернет-зависимостью так. А то, смотришь, сидят люди за столом, номинально вроде разговаривают друг с другом, а на самом деле шарят по сайтам.

— А если тебе надо посмотреть почту, то что?

— Я нахожу компьютер и смотрю.

В конце концов мы вернулись к ключевой теме – валить или что.  Вот что сказал мне бывший украинский революционер:

— Человек не может остаться русским, уехав из России. Он должен стать частью того мира, куда он приехал, но и это не удается…

— Может, ты и прав… Меня в этой связи занимает такой вопрос. Вот есть ксенофобия, про неё много говорят. А вот есть ли ксенофилия? Чтоб тебе нравилось всё чужое, и хочется, чтоб люди чтоб были кругом не свои, а иностранцы? («Курорт хороший, потому что русских нету».) Как можно заявить: «Хочу, чтоб вокруг были немцы».

— Русский человек любит не-своё. Он чувствует себя более уверенно, если у него фамилия иностранная. Или имя.

 

 

— Вот у тебя польская фамилия.

— Ну это не так далеко.

— А вот если б ты был Делакруа, это другое, да… Вот хочешь ли ты, чтоб вокруг были сплошь немцы и всё немецкое? Именно не русское, а немецкое?

— Нет. Нет! Я только хочу, чтоб был немецкий менеджмент. В России.

— Так что же на самом деле происходит в умах людей, которые хотят, чтоб вокруг всё было чужое? Вот, к примеру, чем больше времени я провожу в Германии, тем чаще я отвечаю на вопросы односложно – Ja или nein, вместо того чтоб выё*ываться и отвечать заковыристо сложносочинёнными предложениями. Говорить на басурманском витиевато лень, и удовольствия от этого я уже не получаю. Объяснились, и ладно. Это меня самого удивляет.

— У меня точно так же. Это в пределах нормы. Вот я знаю шесть языков: три хорошо и три похуже. Но жить я хочу тут.

— Известно, что ты украинский выучил.

— Да! Читаю на нём и пишу. Я вважаю, що не багато знайдеш украïнських полiтикiв, якi знають мову добре як я.

 

 

— Авжеж. I от пiсля цього вони тобi не дають украïнський лэссэ пассэ! Як людям не соромно? Жах! Майже злочин! Я звертався до Петра Олексiйовича, надiслав йому маляву, – а воно бачиш як… Але нагорода, сподiваюсь, я навiть в цьому впевнений, – ще знайде героя!

— Ну, що ж…

— Ладно, теперь традиционный вопрос – о творческих планах. Какие ты задачи ставишь перед собой – ну, кроме строительства нового государства на островах и женитьбы на принцессе?

— На ближайшее время я ставлю задачу написать несколько хороших книг.

— Для заработка, для славы?

— Славы у меня достаточно… А звездой уровня Пугачёвой или Мика Джаггера я никогда не стану. Звездой же для узкого круга, для моей референтной группы, я уже стал и не перестану ей быть. Деньги мне нужны, но таким способом я их не заработаю.

— Так зачем тогда?

— Я пишу книги для самореализации в русской литературе. Хочу, чтоб обо мне говорили, как о русском eiqrriuriqerkmp писателе.

tutitam.com