Как чернокожий гей-полицейский попал в камеру белого цвета, разочаровался в коллегах и выжил

Во Флориду я переехал пару лет назад. Я не люблю холодную нью-йоркскую зиму. Да и вообще просто хотелось попробовать пожить в новом месте.

Я был арестован за скрытое ношение оружия и ненасильственное сопротивление полицейским. Как бывший коп и офицер тюремного конвоя в настоящем я имею право на оружие. Местные законы во Флориде предписывают получать лицензию не на владение им, а на его ношение, и этот документ всегда нужно брать с собой.

В тот день я забыл лицензию дома, а под футболкой у меня по-прежнему был пистолет. Когда меня арестовывали, я испытывал лишь одно чувство — злость. Она не была направлена на всех сотрудников полиции — я был зол лишь на офицера, надевшего на меня наручники. Позже мне рассказали, что у этого парня постоянно возникают конфликты с людьми. Я знаю, что если бы я был на его месте в статусе действующего офицера, то вряд ли бы стал арестовывать человека при подобных обстоятельствах.

Сначала меня привезли в полицейский участок. Пока полицейский проверял все мои данные, я сидел в обезьяннике.

Jail — это совсем не то же самое, что prison. В prison тебя увозят, и ты очень долго не возвращаешься оттуда. А jail — это место, где люди либо ждут суда, либо отбывают наказание, не превышающее 365 дней. Такие тюрьмы обычно находятся в твоём городе — часто в том же здании, что мэрия, пожарная служба и полицейский участок. Своей jail в местечке, где я живу, у нас нет — вот меня и повезли в другой город. В таких тюрьмах в наших краях, пожалуй, каждый второй хоть раз да побывал. Вот и я не стал исключением.

Когда ты пересекаешь порог тюрьмы, первым делом у тебя отбирают сигареты. Дело в том, что сотрудникам правоохранительных учреждений в курящей Флориде курить запрещено — а значит, и тебе не позволяют. У меня забрали все личные вещи, включая телефон и кошелёк, взяли отпечатки пальцев, провели быстрый медосмотр, а затем выдали одеяло, синюю тюремную униформу и шлёпки.

Меня поместили в одиночную камеру из соображений безопасности. В Америке для копа оказаться в тюрьме в разы опаснее, чем, скажем, для представителя этнического меньшинства или гея, потому что

ВСЕГДА ЕСТЬ ВЕРОЯТНОСТЬ, ЧТО СРЕДИ СОКАМЕРНИКОВ ОКАЖЕТСЯ ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО В ПРОШЛОМ АРЕСТОВАЛ ИМЕННО ТЫ.

Впрочем, через несколько дней у меня всё же появился сосед. Его тоже отделили от остальных заключённых из-за того, что его сестра работает в одном из исправительных учреждений.

Камера была белого цвета, а под потолком двадцать четыре часа в сутки горела лампочка, мешавшая спать. Кровать напоминала маленький пластиковый контейнер, перевёрнутый вверх дном и накрытый матрасом.

Кондиционер работал на всю мощность, и мне постоянно было холодно.

Душа в камере не было. Нас выводили мыться раз в два дня за исключением воскресенья. Раз в неделю нам приносили книги из тюремной библиотеки. На два часа в день разрешалось покидать камеру, чтобы поиграть в баскетбол.

Завтрак давали в четыре тридцать утра, ланч — в одиннадцать тридцать, а ужин — около пяти вечера. Еда была отвратительная. В первой половине дня нам давали овсянку, яйца, хлеб, ореховое масло и маленький пакетик сока. Вечерний приём пищи был, как правило, поплотнее: например, макароны, рис или картошка с мясом, а также молоко. Всё это производили другие заключённые, приговорённые к общественным работам на ферме шерифа, принадлежащей муниципальным властям округа.

Еда была бесплатной, однако само пребывание в тюрьме стоило денег — один доллар семьдесят пять центов за день. Когда меня арестовали, у меня было с собой около десяти долларов кэшем, и когда на выходе у меня забрали эти деньги, я всё ещё оставался должен тюрьме. Слава богу, у меня была с собой карточка, с которой я смог заплатить оставшуюся сумму.

В тюрьме я провёл десять дней. Всё это время я думал о том, как оттуда выбраться. Но куда больше я переживал за свою собаку, оставшуюся одну:

ПО ЗАКОНУ, В ТАКИХ СИТУАЦИЯХ СОТРУДНИКИ ВЕТЕРИНАРНОЙ СЛУЖБЫ МОГУТ ПРОСТО УБИТЬ ЖИВОТНОЕ, ЕСЛИ СОБАКА БУДЕТ МЕШАТЬ СОСЕДЯМ.

Я мог бы освободиться и раньше, поскольку в течение первых двадцати четырёх часов суд решает, может ли арестованный выйти под залог. В моём случае он составил 2 000 долларов, но этих денег у меня не было, и пришлось искать поручителя — в этом случае сумма выплаты составляет всего десять процентов от залога, то есть 350 долларов в моём случае. И на этом этапе у меня возникла заминка. Родственников во Флориде у меня нет, и поэтому пришлось попросить стать поручителем своего дядю из штата Джорджия. Я не сразу смог связаться с ним, а ему, в свою очередь, пришлось отправлять все бумаги в электронном виде, и поэтому оформление поручительства заняло так много времени.

По закону у прокурора есть семьдесят пять дней, чтобы предъявить обвинения, квалифицирующие действия как проступок. Если же речь идёт о более серьёзных статьях, то срок увеличивается до ста семидесяти пяти дней. Правда, это вовсе не значит, что всё это время человек должен провести в тюрьме. Если, скажем, ему разрешили выйти под залог, а денег на залог у него нет, то после первых тридцати трёх дней в тюрьме ему должны разрешить ждать предъявления обвинений на свободе без залога. Впрочем, если речь идёт о тяжких преступлениях, например об убийствах, то судья, как правило, не разрешает подозреваемому выйти под залог, и тогда люди ждут суда в тюрьме годами.

Мне разрешали звонить адвокату. Офицер подносил мой отобранный мобильный телефон к окошку, и через это окошко я разговаривал. Суд автоматически назначил мне бесплатного защитника. Но я решил нанять частного адвоката. Он — мой старый приятель. Раньше мы работали вместе, и я ему доверяю.

Когда я вышел из тюрьмы, все личные вещи вернули в течение двух минут — за исключением, конечно, кэша, который ушёл на оплату пребывания в камере.

Мой пистолет до сих пор находится у них. Если дело дойдёт до суда, он будет уликой. Если нет, то его просто мне вернут. Я не очень переживаю на этот счёт. У меня дома есть ещё два других пистолета. Ну а в другие детали я пока вдаваться не могу: дело ещё не закрыто.

Между полицией штата Флорида и полицией штата Нью-Йорк, где работал я, огромная разница. В Нью-Йорке любые инциденты, связанные с оружием, — большое дело, ведь законы штата и особенно города в этом плане куда строже, и мало кто вообще хранит оружие дома, я уже не говорю о его ношении — на Манхэттене, например, гражданским лицам это полностью запрещено. Инциденты, связанные с оружием, в Нью-Йорке — редкость, но если они происходят, то полиция, как правило, действует жёстко. А вот на мелкие нарушения — например, распитие спиртных напитков на улице — нью-йоркские копы склонны закрывать глаза.

Во Флориде ситуация совершенно другая. Здесь действуют более либеральные законы в отношении оборота оружия, и почти у всех дома есть парочка стволов. Оружие во Флориде — это такая же нормальная вещь, как, например, машина. Большая часть штата состоит из небольших курортных городков, в которых уровень преступности почти нулевой, и полиции просто нечем заняться — вот они и арестовывают людей по мелочам даже тогда, когда можно обойтись без ареста.

А ещё одно отличие состоит в том, что нью-йоркский коп всегда будет показывать профессиональное уважение к другому копу, даже если тот больше не работает в полиции. Во Флориде же одни полицейские часто арестовывают других за незначительные правонарушения, когда по закону вполне можно обойтись штрафом. В Нью-Йорке арест без совершения преступления сложно представить. Думаю, копам во Флориде просто нравится демонстрировать свою силу. Мне кажется, тут играет роль отсутствие налога штата. В итоге жизнь здесь дешёвая, но зато с копами лучше не связываться. Если есть выбор между предупреждением и штрафом, офицер выпишет штраф. Если есть выбор между штрафом и арестом, офицер выберет tdiqrixqiqxzkmp арест.