«Контора» готовит кровавую «баню»

«Контора» готовит кровавую «баню»

08 декабря 2017 г.

Михаил Журенков

Окончание второй главы книги бывшего сотрудника КГБ ЛССР Бориса Карпичкова.

…Попутно, еще одним, не исключено, любопытным дополнением на ту же тематику может служить и информация о тех лицах – гражданах иностранных государств, кого также можно было по полному праву относить к той или иной “категории” секретных осведомителей КГБ. И с кем оперативниками из «конторы» в прежние годы были установлены, “закреплены” а, в дальнейшем, и успешно “развиты” достаточно специфические «взаимоотношения».

В последней связи, лишь бегло упомяну тут несколько таких индивидуалов, а именно: Александр В. (бывший гражданин России, постоянно проживавший в США, во время своих регулярных визитов в Москву, в 1992-93 годах, был там завербован оперативниками из российских спецслужб с использованием «прихвата» - компрометирующих материалов. Занятно, что интерес российских спецслужб к личности Варшавского был так высок, что именно они даже организовали своему информатору «неформальные» контакты с тогдашним вице-премьером правительства России Шохиным, кому американец впоследствие платил взятки за негласное «лоббирование» интересовавших того «коммерческих» вопросов, связанных с получением и распределением миллионных кредитных средств.

Помимо всего прочего, В. был напрямую лично связан с «видными» лидерами русской мафии в США, России, а также в странах Прибалтики, среди которых находились такой «непорочный» американский «предприниматель» как Семен (Сэм) К., один из криминальных «авторитетов» русской оргпреступности в Литве Давид К., латвийский мошенник Игорь З.); Raimond D. (уроженец Латвии, эмигрировал в Америку, стал гражданином США, являлся членом сборной команды США по биатлону, негласно «изучался» 2-м отделом КГБ Латвии по секретному делу “oперативной подборки” под кодовым наименованием “Маэстро”. Примечательно, что его «разработка» велась исключительно в вербовочном плане, исходя из весьма «ценных навыков» и «специализации» американца, как потенциального снайпера – профессионального “ликвидатора”, действующего в интересах «конторы» за рубежом).

Anatoly L. (гражданин США, в детстве выехал на постоянное жительство в Америку, где работал в коммерческой фирме по разработке компьютерных систем для космических аппаратов, в 1990 году во время приезда в Ригу инициативно вышел на контакт с целью получения личной выгоды путем продажи имевшейся у него якобы «совершенно секретной информации» о новых разработках, касающихся программ управления компьютерных систем для спутников. 40 тысяч «баксов» - в такую «скромную» сумму оценивал Любомирский те сведения, как будто бы составлявшие «государственную тайну», так «горячо любимой американской отчизны»).

Григорий Н. (в прежние годы являлся ведущим специалистом латвийского Института органического синтеза, одновременно, в качестве секретного агента, состоял на связи в 6-м отделе «конторы» Латвии, находясь на “личном оперативном контакте” у начальника отделения Валерия Силютина, в начале 90-х годов был отправлен в долгосрочную «загранкомандировку» в США, связанную с выполнением «особого поручения» «конторы»).

Забавно, что наряду с упомянутыми, далеко не бескорыстными «бойцами невидимого фронта», кто во всю был готов негласно сотрудничать как с «конторой», так и с ее «достойными продолжателями» - российскими спецслужбами, по ходу дела мне даже попались и пара-тройка кадровых сотрудников еще столь «достойной» и, без всякого сомнения, «благотворительной организации» как ЦРУ, которые не просто являлись субъектами активных совершенно секретных «разработок», ведшихся исключительно в вербовочном плане, но и кто был сам не против за те, судя по всему, далеко не «скромные гонорары», негласно «потрудиться» и на «святое благо» спецслужб российского криминального государства.

Однако, если снова вернуться к событиям, произошедшим в Риге в январе 1991 года признаюсь, что с моей стороны было бы неправдой утверждать, что я был хоть как-то причастен либо находился в курсе подготавливаемой попытки кровавой бойне в республике. Нет, это далеко не так, я вовсе не относился к разряду тех, как стало понятно лишь впоследствие, “тщательно отобранных и проверенных лиц”, составлявших костяк “группы для проведения спецакций” и сформированных из числа оперативников латвийской «конторы», кому высшим руководством из московского «центра» были доверены столь “особо важные сведения”, к тем кто входил в круг допущенных к такого рода «суперсекретным материалам», а также перед кем непосредственно формировались весьма конкретные “ликвидационные задачи” по методичному уничтожению «неугодных» и «потенциально опасных» лидеров среди так называемых «национал-патриотов» и прочих активистов из числа оппозиционно-радикальных движений, ратовавших за выход Латвии из состава «державы». Да и сам план вооруженного перехвата и насильственного удержания коммунистической власти в руках, как мне стало известно лишь по прошествии времени, носил гриф “совершенно секретно”, и в рамках местной «конторы» существовал всего лишь в одном-единственном экземпляре. Поэтому, представляется неудивительным, что вообще мало кто из кадровых офицеров даже внутри самого аппарата КГБ в республике, был осведомлен о планировавшихся «мероприятиях», как выяснилось лишь годы спустя, ставивших перед собой задачу не просто взятие власти, но и физическую “зачистку” всех до единого основных активистов, выступавших за отделение Латвии от «совка».

Тем не менее, после январских кровавых событий, одновременно продолжавшие существовать и формально действовать в республике прокуратуры – независимой Латвии и Латвийской ССР – начали расследование дел, приведших к насильственной смерти 5-ти человек, погибших в ходе перестрелки при захвате Рижским ОМОНом головного здания МВД в январе 1991 года. Помимо всего прочего, Москва прислала своего собственного «карманного» прокурора, который завел еще одно уголовное «дело». Вот как раз в последнем «представлении», по сути, сильно смахивавшим на хорошо «отрепетированный гротесковый спектакль с заранее предрешенным исходом», мне и довелось немного «поучаствовать». Как стало понятно уже «в процессе», основной целью этого «весьма интересного расследования», в действительности, являлась задача по-максимуму постараться «спрятать все концы в воду», скрыть любые важные свидетельские материалы и другие доказательства, которые могли бы уличить Москву в организации тех открыто провокационных действий. Может возникнуть вопрос что, в данном случае, имеется ввиду?

Не является великим секретом, что в то же дни и параллельно, с зимней (1991 г.) вооруженной стычкой в Риге, аналогичные, но более массовые народные выступления и акции настоящего общественного неповиновения происходили и в столице соседней Литвы – Вильнюсе. Для их подавления в республику были откомандированы не только «опытные» военные и КГБ-шные московские «советники», но и в спешном порядке переброшены подразделения внутренних войск, а также супер-секретные части ГРУ-шного “спецназа” и известная группа “Альфа”, тогда входившая в состав центрального аппарата союзной «конторы».

Последнее формирование как раз и участвовало в захвате Вильнюсского телецентра, а также целенаправленно пустила в ход оружие на поражение против мирного населения. Впоследствии все эти факты хоть весьма нехотя, но все таки были официально признаны Кремлевскими лидерами и руководством «конторы» в Москве.

В соответствии с информацией, доступной даже из открытых публикаций, в Литве все части особого назначения действовали экстремально жестоко, тщетно стремясь вернуть к тому времени почти напрочь полностью утраченные советской властью и коммунистами позиции. Без всякого сомнения, имели место массовые нарушения законности, обоснованности применения вооруженной силы и использования боевого оружия, а также грубейшие нарушения прав человека. И, вполне естественно и объяснимо, что Москва всячески пыталась скрыть, всячески утаить все эти факты не только от представителей международной общественности, но и от собственного народа.

По стечению обстоятельств одним из таких, облеченных “особыми полномочиями консультантов”, представлявшим интересы центрального аппарата «конторы» в Вильнюсе являлся полковник Юрий Балев. Характерно, что в прямые обязанности Балева в Литве входило исключительно “оперативное координирование” всех действий “Альфы” с Москвой. Бывший «достойным» выходцем из одиозно известного 5-го («идеологического») управления КГБ СССР, Балев слыл одним из «особо одаренных протеже» тогдашнего «шефа» этой структуры –Филиппа Бобкова. Случилось так, что вскоре после окончания своей особой Вильнюсской «миссии» Балев был выдвинут на освобождавшуюся вакансию Первого заместителя Председателя «конторы» Латвии. В результате чего он и стал моим новым непосредственным «боссом», кому я был обязан отчитываться о всех получаемых материалах и новостях относительно хода негласной разработки «альтернативных» спецслужб «независимого» Латвийского государства. Так вот, согласно дальнейших откровений Балева, как-то поведавшего мне о формах и методах, которые спецподразделение “Альфа” использовала против мирного населения в Литве, та «работа» московской “Альфа” оказалась невероятно грязной и, зачастую, бесчеловечной.

Насколько известно, в Вильнюсе в январе 1991 года под гусеницами танков, а также в других вооруженных столкновениях со спецвойсками бывшего «совка» погибло 14 граждан, а впоследствии дополнительно еще двое умерли в больницах от полученных тяжелых ранений. Хотя, по вполне «понятным» причинам, о таких «несущественных» вещах предпочитали умалчивать, официально не упоминать. Надо полагать, из чисто «гуманных» побуждений, не иначе? Так что, насколько смог судить и убедиться в этом сам, Балев являлся вполне достойным представителем «системы» в которой он служил. Во всяком случае, каждый раз общаясь с ним и периодически возвращаясь к теме обсуждения январских событий в Латвии и в Литве, Балев старался не раскрывать никакие, вообще никаких мало-мальски негативных моментов, которые в не выгодном свете выставляли действия спецформирований «конторы» направленных «центром» в Вильнюс. Иными словами, всякая информация, которая могла пролить ясность в этих вопросах, держалась в строжайшей тайне и тщательно скрывалась даже от кадровых сотрудников самого аппарата КГБ.

Только однажды, практически сразу при вступлении в новую должность зампреда латвийской «конторы», видимо, для того чтобы представить себя «лучшем виде», Балев вкратце, весьма неохотно, но вместе с тем, с психически нездоровым блеском в глазах и по-идиотски похихикивая, поведал о собственном «особом вкладе» в январские события в Литве. Во всяком случае, согласно признания Балева, исключительно после отданного им личного приказа, московская “Альфа” пошла на штурм Вильнюского телецентра и использовала оружие на поражение против гражданского населения.

Поэтому, видимо, неудивительно и вполне объяснимо, почему и советская Генеральная прокуратура отрядила в Ригу одного из своих наиболее опытных бюрократов – «важняка» - старшего следователя по особо важным делам. Звали его Валерий Костырев. Ему была дана четкая «установка» по-максимуму «замутить», запутать ход расследования и сделать все возможное, чтобы истина была надежно спрятана. Делалось все это с очевидной изначальной целью завести следствие в тупик. И, попутно, попытаться сформировать заведомо ложное представление, что московское высшее начальство якобы «по-настоящему заинтересованно» в том, чтобы найти правду и довести дело до судебного разбирательства.

Тем не менее, не всем офицерам латвийской «конторы», кто входил в состав оперативно-следственной группы, созданной с приездом влиятельного представителя из Москвы, было небезразлично узнать что, в действительности, произошло в латвийской столице 19-20 января 1991 года? Равно как и попытаться докопаться до настоящих причин, выявить и установить личность тех лиц, кто реально отдавал приказы с обеих сторон. Тем более, что в прошлом я был достаточно неплохо лично знаком с одним из погибших – Сергеем Кононенко, являвшимся участковым инспектором полиции Центрального района города Риги. Нет, он вовсе не являлся моим негласным помощником, но, тем не менее, раньше Кононенко несколько раз помог мне с серьезной информацией и, поэтому, мне самому было важно выяснить, что в действительности с ним случилось? Да и вообще, он был весьма порядочный как человек и, на редкость спокойный, уравновешенный и честный, в отличие от многих своих коллег. К тому же, среди «противоборствующей стороны» - в ОМОНе было немало офицеров из того же самого Центрального отдела полиции, в котором работал и Кононенко. В общем, как ни крути, но было очень и очень маловероятно, что люди, кто были прекрасно знакомы по прежней непростой службе, ни за что ни про что, постреляли друг друга, как поначалу упрощенно пытался представить эту ситуацию «крутой» московский «посланник».

Как бы то ни было, но из постепенно полученных в ходе этого запутанного расследования материалов однозначно усматривалось, что в процессе вооруженного столкновения, помимо ОМОНа и сотрудников спецслужб «независимой» Латвии, там еще присутствовала и некая «третья сила», как потом стало понятно, “группа” профессиональных киллеров из “спецназа” ГРУ, посланных с совершенно секретной миссией в Латвию для того, чтобы инспирировать более серьезный конфликт, который затем позволил бы Москве ввести в Латвии чрезвычайное положение - опять-таки, по «сценарию» схожему с «развитием событий» происходивших в те же сроки в соседней Литве. Дело тут заключалось в том, что с учетом «сложности» внутриполитической ситуации в республиках Прибалтики, в 1991 году уже никто из высших партийно-советских функционеров в Москве больше не решался действовать открытыми мерами подавления, которое могло вызвать массовые беспорядки и народное неповиновение. Вот поэтому-то и требовался какой-либо «стимулирующий фактор», провокация и, обязательно, с человеческими жертвами, которая затем дала бы толчок для того, чтобы «центр» отдал приказ регулярным частям армии быть привлеченными к «операции», которая по замыслам кремлевских «идеологических» лидеров позволила бы вернуть утрачиваемую коммунистами власть во всей Балтии.

В общем, как можно было предположить заранее, то «тщательное официальное расследование», которое было заведено по линии Москвы представителем «совковой» генпрокуратуры, так и не привело ни к какому результату, так как изначально осуществлялось лишь в одном направлении – постараться “найти что-нибудь”, что указывало бы на то, что “конфликт был спланирован и осуществлен латышскими националистами”. Либо просто натурально «состряпать», «слепить», подтасовать имевшиеся сведения и факты. Хотя имевшиеся уликовые материалы и, особенно, результаты проведенной баллистической экспертизы непосредственно свидетельствовали о том, что как минимум, трое из пяти жертв были убиты прицельными выстрелами в спину и, вероятнее всего, с использованием спецоружия (снайперских винтовок), которого ни у одной из враждовавших сторон не имелось.

Между тем, самые занимательные подробности о попытке вооруженного взятия власти в Латвии в январе 1991 года, путем организации самого настоящего массового уничтожения, стали известны мне только несколько месяцев спустя. Именно тогда мне впервые довелось узнать о существовании в недрах латвийской «конторы» суперсекретного плана готовившегося кровавого переворота в Риге в начале 1991 года. Кстати сразу же хочу заметить, что о подобных “документах особой важности” мне прежде приходилось быть в курсе всего лишь понаслышке. Объяснялось это тем, что все, без исключения материалы, носившие гриф “совершенно секретно”, относящиеся к организации и проведению “особо важных спецопераций”, существовали на бумаге только в одном-единственном экземпляре и, как правило, даже нигде, ни в каком секретариате никогда не регистрировались. Более того, по выполнению либо провалу планируемых “акций”, такие уликовые документы всегда подлежали немедленному уничтожению, без всякого промедления.

Случилось так, что вплоть до своего ухода из латвийской «конторы» являвшийся в ту пору первым Заместителем председателя генерал-майор Юрий Червинский был тем лицом, кому я был обязан докладывать, в обход всех прочих начальников (отделения, отдела и пр.), о ходе и получаемых результатах секретной разработки тогда уже вовсю развивавшихся и наращивавших темпы своей «деятельности» секретных служб «независимой» Латвии. Весь парадокс ситуации заключался в том, что в республике один период времени – между 1989 и августом 1991 года, существовали параллельно две структуры власти – бывшего «совка», а также нового, «самостийного» государства. Как уже указывал в самом начале главы, в рамках Латвийского КГБ, в головном отделе контрразведки, под прикрытием подразделения “по обеспечению внутренней безопасности среди личного состава”, была создана легендированная группа оперативников, противодействовавшая начавшим зарождаться, с 1990 года в республике, спецслужбам независимой Латвийской Республики. Так уж произошло, что возглавлять работу этой министруктуры было поручено мне. Характерно, что суть и направления активности данной спецгруппы держалась в строжайшей тайне, о ее существовании в рамках местной «конторы» были осведомлены лишь считанные сотрудники, а контролировал всю агентурно-оперативную деятельность самолично Червинский. Ему одному и никому более из начальников в полном объеме докладывалась вся поступавшая информация.

Где-то в марте-апреле 1991 года, когда уже стало известно о том, что его переводят с повышениям на должность Начальника Управления в Краснодар, вызвал Червинский меня как-то к себе в кабинет и принялся подробно инструктировать, как относиться и поступать с документами совершенно секретного характера, касающимися спецслужб «независимой» Латвии. Главный нюанс тут заключался в том, что о самом факте того, что такая работа велась, даже тогдашний Председатель «конторы» Латвии Ехансонс (Эдмунд Йохансон – прим. Kompromat.lv) знал всего лишь понаслышке, да и к тому же, если он и был в целом в курсе о том, что такая работа могла проводиться, то ему вообще не докладывались никакие ее детали.

Объяснялось тут все таким «несущественным» моментом, что Ехансонс уже в 1989-90 годах вовсю втихаря самостоятельно пытался вести сепаратные переговоры с лидерами латвийской эмиграции, с эмиссарами различных зарубежных центров – с тем же Ояром Калниньшем, например, с лицом, кого КГБ Латвии, да и московский «центр» серьезно «крутили» на предмет таких «безобидных шалостей», как работа на американское ЦРУ. Во всяком случае, в Москве имя Калниньша напрямую ассоциировалось с ближайшим окружением тогдашнего главы Белого дома - Джорджа Буша. Помимо того, Калниньш по праву считался «правой рукой» ставшей затем Президентом Латвии – Вайры Вике-Фрейберги по забугорной «активности». Как бы то ни было, но это был как раз Калниньш, кто в дальнейшем, после обретения республикой своей «государственности», долгие годы являлся Латвийским послом в Вашингтоне. Поэтому, нет ничего удивительного, что «контора» – в данном случае имеется ввиду строго ограниченный круг «оперов», в который «по стечению обстоятельств», входил и я, был в курсе относительно конвульсивных трепыханий Ехансонса в его тщетных попытках заключить сделку с «официальными» представителями «независимой» Латвии. В данном случае, речь шла о тогдашнем правительстве, в ту пору возглавляемого депутатом первого Латвийского парламента Иваром Годманисом. Что в действительности парадоксально, ко всему прочему, «по совместительству» являвшемуся долголетним плодовитым негласным «поставщиком информации» - секретным информатором КГБ Латвийской ССР, состоявшем на личном оперативном контакте у самого “Йошки” – Ехансонса. Которого тот, в надежде получить руководящий пост в одной из создававшихся спецслужб Латвийской Республики, регулярно снабжал всей оперативно значимой информацией, поступавшей к Ехансонсу от его подчиненных, а также из «Центра», из КГБ СССР.

Ввиду всего сказанного, думается неудивительно, почему Ехансонс находился на капитальном подозрении среди сотрудников аппарата КГБ Латвийской ССР, в котором он формально значился боссом – мягко говоря, ему просто не верили. Ни в чем. Так что Ехансонса вообще, до то до поры до времени, предпочитали просто держать в неведении об уже полным ходом ведшейся работе против «альтернативных» спецслужб зарождавшегося независимого Латвийского государства.

Помимо всего прочего, для того чтобы попытаться каким-либо образом ограничить рьяные «телодвижения» Ехансонса в его не санкционированном «диалоге» с представителями новых властей и, таким образом, попытаться нейтрализовать его, было принято решение, что он будет частично, процентов на 10-15, в курсе того, что «контора» стала заниматься негласным изучением вновь создаваемых спецслужб Латвийской Республики. Для этого на подпись Ехансонсу подсунули постановление о формальном заведении одного из «надзорных» досье (так называемое “Дело объектовой разработки”, получившим кодовое названием “Каскад”) на латвийские спецслужбы, по сути, являвшего собой обыкновенную «мусорную корзину», в которой подшивались самые несущественные материалы, поступавшие в подразделение из других оперативных отделов.

Что до основных направлений и задач работы руководимой мною министруктуры, то вплоть до ликвидации КГБ Латвии Ехансонс так и остался не осведомлен о том, что такая группа вообще существовала. Как бы то ни было, но в какой-то мере, ее можно было считать своего рода прообразом тех “внештатных совершенно секретных формирований”, которые российские спецслужбы, ФСБ, прежде всего, стали активно создавать со второй половины 90-х годов. И которые были призваны решать различные «специфические задачи», включая даже самые «щекотливые» и наиболее «чувствительные». Такие, как физическая “ликвидация” лиц, признанных ими «предателями» или «неугодными», например.

Так вот, сидючи в кресле своего генеральского кабинета и разгребая бумаги из распахнутого настежь личного сейфа, Червинский перед самым своим уходом из КГБ Латвии сослался на то, что все серьезные материалы относительно латвийских спецслужб должны немедленно докладываться только его преемнику – Балеву, или, в случае «чрезвычайной ситуации», непосредственно во 2-й «главк» - в ВГУ, Третьякову либо Широнину. “...Ехансонсу знать об этом нечего…”, - таков был лаконичный приказ Червинского.

Интересно, что в тот момент, как раз в качестве наглядного примера, Червинский и упомянул о совершенно секретном плане готовившегося военного переворота в Латвии в январе 1991 года, который, как можно было заранее предположить, существовал всего лишь в единственном экземпляре. Так, согласно сильно шокировавшим меня тогда признаниям Червинского, “…в соответствии с выполнением всех пунктов…” этого документа, предполагалось провести определенные “...острые акции по физической изоляции ряда, заранее выявленных и установленных, неблагонадежных лиц…” из числа лидеров и наиболее рьяных активистов всех без исключения «националистически ориентированных» движений в республике (включая сюда, прежде всего, Народный Фронт Латвии, а также зарождавшихся в ту пору «Национальных Комитетов», являвшихся своеобразным прообразом “Движения за национальную независимость Латвии”, DNNL), которые должны были быть “исполнены” кадровыми офицерами из местного КГБ. Вскользь указав на то, что такой «план» в действительности имел место быть, Червинский тогда также особенно подчеркнул, что Ехансонс был вообще не в курсе о готовившемся путче. “...Просто потому, что Москва ему больше не доверяет никакой серьезной информации…”, - так доходчиво растолковал мне суть дела eiqrtikridqtkmp Червинский.

Характерно, что из дальнейшего объяснения моего КГБ-шного шефа следовало, что как только стало понятно, что “…план не может быть реализован по объективным причинам...” эта, несомненно, очень серьезно компрометирующая всю «контору» в Латвии «бумага», была сразу же уничтожена самим же Червинским. “...Был такой план? Да, был. Но только кто об этом знает и кто сейчас это может доказать? Как только прояснилось, что все дело идет в никуда, я его тотчас же, не мешкая сжег. Прямо тут, в этом кабинете...”, - так «популярно» учил меня как поступать в экстренных ситуациях Червинский. Исходя из изложенного (не скрою, сам к этому «уникальному» документу допуска не имел и, до тех пор, пока Червинский сам не рассказал он нем, знать не знал, о чем идет речь) могу утверждать, что “операции по ликвидации” предусматривались и находились в “активном арсенале” форм и методов тайной деятельности «конторы» уже в тот период, с самого начала 90-х годов...."