Жизнь после смерти Ганди. На кого опираться Путину после победы на выборах

Ровно год назад Владимир Путин встретился с рабочими совместного предприятия «Роснано» и Челябинского трубопрокатного завода. 

Президент рассказал высокотехнологичным пролетариям о будущем России (утверждал, что будущее это – светлое, доживем – проверим) и о своем будущем тоже. Выяснилось, что в будущем президент мечтает уйти в отставку, чтобы много путешествовать. Злые после этого писали, что мечты об отставке и путешествиях легко совместить, отправившись в качестве обвиняемого на заседание какого-нибудь международного трибунала, а мудрые утверждали, будто встреча с высокотехнологичными пролетариями и есть старт избирательной кампании. Злых оставим коснеть во зле, а мудрые не так уж сильно промахнулись: прошел всего лишь год, и на встрече с рабочими ГАЗа Путин наконец объявил, что будет баллотироваться в президенты. ГАЗ, кстати, тоже предприятие высокотехнологичное, без шуток, в теленовостях показали целые цеха, в которых вовсе нет людей, одни только роботы.

Помимо роботов в новостях – бесконечные потоки восторгов в исполнении официальных лиц. Вячеслав Володин прост и доходчив: «Состоявшееся решение дает уверенность в завтрашнем дне, потому что наш президент всеми своими делами, служением нашей стране доказал, что многое можем сделать». Елена Мизулина, напротив, выражается туманно: «Особенно важно и правильно именно его выдвижение кандидатом в президенты России в той непростой геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия». Что это вообще значит – «именно его»? Варианты, получается, были? Сергей Собянин демонстрирует местечковый уклон: «Считаю решение В.В.Путина об участии в президентской кампании хорошей новостью для Москвы и москвичей». Во-первых, почему это всего лишь хорошая новость? Недожимает московский мэр. Великолепная новость. Ну, как минимум. Во-вторых, неясно, а для воронежцев или сыктывкарцев она что, уже не такая хорошая? Правда, Путин и сам давным-давно отметил, что Собянина ценит не за внятные речи: «Он не Робеспьер, говорить не любит». Безопаснее и лучше мысли излагать кратко, как, например, Жерар Депардье: «Считаю, России нужен именно такой человек». Точка.

Восторгами этими тяжело не умиляться, но если просто спросить себя: а что, собственно, с точки зрения кампании изменилось за истекший год? В чем разница между Челябинском и Нижним? – ответ получится таким же коротким, как комментарий у Депардье. Ничего не изменилось. Нет никакой разницы. Год назад все знали, что Путин пойдет на выборы и выиграет их в первом туре. Сегодня все знают, что Путин пойдет на выборы и выиграет их в первом туре. Ход кампании неинтересен, исход – тем более. Все рассуждения об интригах, сложных схемах, возможных преемниках и даже изменении Конституции, которыми специалисты в течение года радовали себя и немногочисленных своих читателей, – просто от скуки. И ради оправдания собственного существования, конечно. Кстати, пожалуй, это единственное наглядное изменение: теперь о развитии избирательной кампании сказать будет и вовсе нечего. Хотя, конечно, на то и специалисты, чтобы изворачиваться: поиски интереса в море тоски продолжаются, споры идут уже о том, как именно будет выдвигаться Путин – от «Единой России» или в качестве независимого кандидата. В обоих вариантах специалисты прозревают тайные смыслы, хотя на самом деле и это никакого значения не имеет.

Важно не то, как Путин выдвинется, какую программу предложит и какие заводы посетит. Важно только то, что будет после 18 марта 2018 года. И для старта таких рассуждений 6 декабря – хорошая точка. Повод, чтобы разобраться, какой Путин идет на выборы, чей это Путин, что у Путина есть и чего у Путина нет.

Добрый царь

Мы видим, каким Путин хочет казаться. На выборы идет довольно либеральный и здравомыслящий Путин. Есть две медиаистерики последних недель: гнев патриотической общественности в связи с выступлением уренгойского школьника Николая Десятниченко в Бундестаге и боль патриотической общественности в связи с решением Международного олимпийского комитета, наказавшего российских чиновников, но оставившего шанс чистым спортсменам. В обоих случаях Путин выглядел много лучше, чем нанятые путинисты в телевизоре и чем искренние путинисты в социальных сетях. Десятниченко от травли защитил пресс-секретарь президента (после чего тема ожидаемо исчезла с ТВ, хотя в микроблогах до сих пор продолжается Великая отечественная война против школьника), по олимпийцам президент высказался лично в ходе все той же встречи с работниками ГАЗа. Приврал зачем-то, как без этого, заявив, будто в выводах комиссии нет ничего о существовании в России системы государственной поддержки допинга, но главное – подчеркнул, что государство Игры бойкотировать не будет и мешать спортсменам, которые пожелают выступить в Южной Корее, тоже не станет. А может, даже и не приврал: не исключено, что с его точки зрения обвинения в адрес Виталия Мутко и пожизненный запрет для российского вице-премьера по вопросам спорта на посещение олимпийских мероприятий – это не обвинения в адрес государства. Государство – это он, Путин, а не какой-то там министр. Про Путина ведь в документах МОК действительно ни слова. Это, впрочем, привычная мелочь, большинство россиян поверят вождю на слово, зато важно, что теперь на уровне официальной пропаганды стоны в стиле «отвечайте, кто вы прежде всего, спортсмен или патриот?» становятся невозможными. Что, разумеется, не отменяет Великой отечественной войны против предателей под белым нейтральным флагом в патриотических микроблогах.

За истекший год мы видели Путина беседующим с будущим и о будущем. Он встречался с молодежью и школьниками, которым стремился показать, что новым технологиям не чужд: поди забудь фразу о том, что фильм Стоуна о себе Путин «посмотрел на кассетах». Собственно, по факту и о выдвижении он ведь заявил еще за несколько часов до встречи с рабочими ГАЗа, на форуме добровольцев, сияющий среди сияющих и молодых людей. И в губернаторы Путин назначил (ну да, их выбирают, разумеется, это не имеет значения) целую когорту молодых и перспективных.

Мы знаем, что Путин открыт для конструктивных разговоров с миром: новости с заголовками «Трамп пожал руку президенту России» с международных саммитов государственные агентства не раз передавали с пометкой «Молния». Немного унизительно, зато готовность к диалогу демонстрирует наглядно.

Это все, кстати, создает своеобразный комический эффект: ясно ведь, например, что молодежь появилась в графике встреч президента не просто так, что это связано с «омоложением протеста», обнаружившимся после митингов Алексея Навального. Даже форум добровольцев не выглядит случайностью: это, помимо прочего, способ противопоставить настоящих добровольцев, которые заняты большими и важными делами и поддерживают, разумеется, Путина, волонтерам Навального, которые заняты дестабилизацией ситуации в сложный с точки зрения геополитики момент. То же и с внезапными приступами любви к регионам. В Нижнем у Навального недавно был митинг, и трудно отделаться от ощущения, что Путин мчит по следам оппонента в стремлении доказать, что на встречу с ним придет больше народу. Впрочем, в этом плане ситуация у президента неприятная: куда ни приедь, стена с обидной надписью «Здесь был Леша» обязательно найдется.Мы понимаем, что Путин ориентирован на регионы: тут и бесконечный список поручений губернаторам по итогам прямой линии, и тот факт, что главное свое заявление в этом году президент сделал не в Москве, перед чиновниками и депутатами, а в Нижнем Новгороде, перед простыми работягами.

Все думали, что спойлер Навального – Ксения Собчак, а пока спойлером Навального оказывается Владимир Путин. Но это особого значения не имеет, потому что Навального на выборах не будет, а Путин выборы выиграет.

Президент и его большинство

Еще у Путина есть грандиозная поддержка населения. Он в последнем (пока) послании даже благодарил народ Российской Федерации за невиданный ранее уровень консолидации. Это миф, элемент пропаганды, но и реальность тоже. Путинское большинство существует, пока у него нет серьезных поводов для конфронтации с режимом. Пока все проблемы, порождаемые коррумпированной системой, с неэффективными институтами позволяют нетребовательному большинству более или менее сносно жить. В относительно спокойной ситуации это хороший фон, чтобы выиграть выборы (то есть изобразить доступными художественными средствами результат, более или менее совпадающий с цифрами грандиозной поддержки), но это плохая опора в случае реального кризиса. Проклятое «пока» должно вызывать у президента опаску, да и вызывает, наверное. Вспомним показательный диалог с добровольцами: у Путина нет поводов сомневаться в победе, но он просит о поддержке. Кажется, искренне просит и по-настоящему радуется обещаниям. Ясно, что речь – не о поддержке на выборах, а как раз о поддержке после выборов, и ясно точно так же, что в этом смысле сегодняшние обещания ничего не стоят.

Советский Союз тоже ведь вовсе не был населен диссидентами и антисоветчиками. Советские люди в общем спокойно и не без симпатии относились к перспективам построения коммунизма. Но когда Союз рухнул, никакое «коммунистическое большинство» его защищать не ринулось. У позднесоветского человека Путина, до сих пор переживающего из-за «величайшей геополитической катастрофы ХХ века», нет оснований думать, что путинское большинство в аналогичной ситуации поведет себя как-то иначе.

Для сохранения невиданной ранее общественной консолидации у Путина было два ресурса – нефтяные сверхдоходы и заигрывание с имперскими комплексами. Сверхдоходы кончились, новых не предвидится, но и ресурс игры в империю оказался конечным. Крым возвращен, но дальше не двинешься, непонятные войны в далеких песках не вызывают пока вопросов о потраченных на них деньгах, но ведь и восторгов не вызывают. Важный элемент этой игры – конфронтация с Западом, но на место конфронтации потихоньку приходит стратегия игнорирования, постепенное выдавливание России из зон, где возможен диалог, пусть даже агрессивный. Это эффективнее, о чем догадались уже американские военные, спокойно заявившие, что вклад России в дело общей победы над запрещенной в России группировкой ИГИЛ не особенно велик (обидно: мы разбомбили не поддающееся учету количество террористических штабов, а они нас замечать не хотят). Это однажды поймут и политики из стана демократов – им нужно только смириться с мыслью, что Трампа выбрали не русские хакеры и даже не Маргарита Симоньян, а народ Соединенных Штатов. Но смирятся, куда им деваться. Чтобы вернуться к диалогу, надо сделать вещи невозможные – как минимум рискнуть завести разговор о статусе и судьбе Крыма. Но невозможные вещи ведь невозможными называются не просто так.

В доверительной беседе Путина с путинским большинством намечается не взрыв, нет, неловкая пауза, после которой собеседникам только и остается, что разойтись по разным углам, стараясь в глаза друг другу не смотреть и о прежней любви забыть.

Президент и его меньшинства

У Путина также есть авангард, самые верные сторонники, люди, искренне поверившие путинской пропаганде, истерзанные комплексами, с дикой кашей в головах, влюбленные одновременно в великую Российскую империю и в Советский Союз, кипящие ненавистью к миру, обещающие что-то там повторить и ждущие, когда наконец их Путин покажет кузькину мать всем фашистам, пиндосам, а заодно и «пятой колонне», которая здесь, дома, поет под американскую дудку (и в которую записывают и Навального с Собчак, и путинских друзей-миллиардеров, и даже министров путинского правительства).

Но для них у Путина вовсе нет слов. Их Путин – это не их Путин. Он не хочет, да и не может строить тоталитарное государство в силу хотя бы логистических сложностей, связанных с перспективами большого террора. Он не готов повесить на фонаре Николая Десятниченко рядом с Виталием Мутко, не станет жечь Алексея Учителя вместе с кинотеатрами, показавшими кощунственный фильм Алексея Учителя, не двинет войска на Берлин и даже в Донбасс войска больше, похоже, не двинет. Он совсем не тот, кого в нем разглядели его самые ярые приверженцы. А значит, они разочаруются (они уже начали). Они, конечно, маргиналы, но недооценивать значение сверхмотивированных агрессивных маргиналов не стоит. Стоит пока зафиксировать, что самые верные сторонники Путина – это уже и сегодня его проблема, а не его актив.

Президент и его одиночествоЯстребам из ближнего круга Путину тоже сказать нечего (например, потому, что ястребы из ближнего круга по ясности взглядов на мир и перспективы развития страны недалеко ушли от путинского авангарда). Представители экономической элиты, которые, конечно, вполне равнодушны к уничтожению прав и свобод на родине, но при этом хотели бы остаться европейцами, обидно обзываются: рискуют говорить, что знакомство с Путиным – «токсичный актив». Пока – на условиях строжайшей анонимности, но уже вслух. Да и без того понятно, что ни любви, ни доверия у чекиста к нуворишам никогда не было. Кто не верит – может обратиться за справкой к Михаилу Ходорковскому.

Грядет неизбежная победа, гарантирована всенародная поддержка, и ответ на вопрос «Чей президент Путин?», кажется, должен звучать так: «Общий». Он и сам старается это показать, и себя старается в этом убедить, чтобы уйти от другого, вроде бы эквивалентного, но куда более неприятного варианта ответа: «Ничей».

Как будто на дворе снова 2007-й, и на языке – шутка про Ганди для интервьюеров из стран «большой восьмерки». Ах да, нет ведь больше никакой qhiddtidtriuhkmp «восьмерки».

Перед победителем Путиным – мир, который больше не хочет с ним говорить, за спиной у победителя Путина – страна, для которой у Путина не осталось слов. И шесть лет или вечность на консервацию безвременья, борьбу против шанса на любые перемены, замораживание любого движения. Потому что теперь любое движение – это движение не к нему, а от него.