Александр Невзоров: У «русской идеи» трупообразующий потенциал

Александр Невзоров: У «русской идеи» трупообразующий потенциал

17 февраля 2015 г.

Михаил Журенков

Всюду, где «русская идея соприкасается с реальностью, мы видим горы трупов. Причем мы видим эти горы во все столетия. О России, «встающей с колен», и войне с Украиной.

О «русском мире»

...Он («русский мир» — А) не может никуда проникать, потому что это химера. Если бы мы говорили о чем-то действительно глубоко и подлинно самобытном, причем это самобытное было бы однозначно важным для всего мира и однозначно светоносными, тогда можно было бы говорить о какой-то русской идее. Но мы знаем, что Россия — государство предельно несамостоятельное. И очень вторичное.

Что все так называемое подлинное национальное — оно было как хлам при переезде брошено в 17 веке, когда Россия переезжала в 18 европейский петровский век, и, в общем, оттуда ничего кроме работорговли, вшей и пьянства захвачено с собой не было.

Никакой самостоятельной культуры, наука не бывает вообще самостоятельной или национальной, потому что наука — транснациональная вещь и не бывает ни русской, ни австралийской, ни американской науки, это все глупости. Поэтому сказать, что мы являемся, русские являются обладателями какого-то особого знания или какого-то особого геополитического секрета или представляют собой какую-то невиданную ценность, мы не можем.

Мы постоянно видим, что это — «русская идея», правда, мы видим ее потенциал, но потенциал у нее в основном такой трупообразующий. Всюду, где она соприкасается с реальностью, мы видим горы трупов. Причем мы видим эти горы во все столетия. В той степени, в какой мы можем доверять истории. Ведь не забывайте, когда мы говорим «русская идея», мы говорим еще о некой исторической ретроспективе.

За что сейчас идет война

Она идет за очень искусственные, очень надуманные, за очень фальшивые идеалы. Более того, за идеал крайне опасный. Потому что ведь когда я говорю, что у России вторичная культура, я при этом совершенно не обижаю Россию. У всех вторичная культура, в той или иной степени. Но никто, правда, не колошматит себя кулаками в грудь и не называет себя Третьим Римом.

И не говорит о своем пути как совершенно особом. Просто для России смертельно болезненно и опасно перегрызание пуповины, которая ее до сих пор связывает с Европой. Мы же абсолютно несамостоятельны во всем. Прежде всего, и в научных, и культурных, и в социальных конструкциях.

Это все заимствованное. Это все перенятое и перенятое не вполне полноценно, которое нам надо было бы совершенствовать, ориентируясь на тех, кто это изобрел в реальности. То есть на Европу. И когда эта «русская идея» начинает торжествовать, к сожалению, пуповина начинает рваться, кровоточить. А с оторванной пуповиной нам не жить. Пока.

О войне с Украиной

...Я подозреваю, что то, что происходило в Грозном, и то, что происходило в Чечне, когда маленькая Чечня тремя тысячами так называемых бандитов на самом деле вертела на пенисе гигантскую российскую армию, дивизию лампасоносных генералов, командно-штабные машины, генеральные штабы, бесконечных людей в фуражках и делала с ними все, что хотела — этот опыт не учитывать нельзя.

И говорить про то, что у нас есть какой-то существенный потенциал военный, могут только те наивные кабинетные люди, которые не прошли хотя бы парочки войн и не видели эту русскую армию в действии. Это страшная картина. А то, что мы имеем сейчас, мы имеем все то же самое, только тех слепых снайперов переодели в красивые очки, глухих радистов снабдили рациями чуть более современного дизайна.

А испитые майоры, которые когда-то выводили на плац заниматься физкультурой, а плац оказывался минным полем, чему я был сам свидетелем, они тоже никуда не делись. То есть говорить о какой-то феерической боеспособности после того, как мы проиграли войну Чечне, и платим до сих пор ей дань, и, судя по всему, будем платить столько, сколько она этого захочет, потому что есть понимание, что в этой ситуации победить, выиграть все равно не удастся. Поэтому говорить о каких-то серьезных возможностях русской армии в Украине я бы вообще не решился.

О России, «встающей с колен»

Прежде, чем поднимать кого-то с колен, надо быть уверенными в том, что это существо умеет ходить. Может быть, как раз там поза на коленях является наиболее безболезненной и удобной для того существа, которое насильно поднимают. Но поскольку все равно поднимают, а ходить явно не умеет, к сожалению, по крайней мере, то, что я вижу сегодня, разглядывая российское общество ваше русское, то разочарование будет достаточно быстрым и очень болезненным.

(Публикуется eiqehiqqhiqxukmp с сокращениями).

Опубликовано на сайте  Эхо Москвы