Класс коррекции: как в России перевоспитывают трудных подростков

Класс коррекции: как в России перевоспитывают трудных подростков

15 августа 2018 г.

Надежда Сорокина

Почему взрослым далеко не всегда удается достучаться до проблемных детей?

В Татарстане возбудили уголовное дело по факту издевательств над воспитанником частной школы для трудных подростков. С заявлением в правоохранительные органы обратилась мать мальчика. Она рассказала, что за год, проведенный в учреждении, ребенок неоднократно подвергался пыткам. В начале августа RT выяснил, что работой с проблемными детьми занимались люди с пятнами в биографии: директор имеет погашенную судимость за наркоторговлю, проблемы с законом имели воспитатели, применявшие к детям недопустимые меры воздействия. Как устроена адаптация трудных подростков в России и почему такие дети всё чаще попадают в криминальные сводки не только как обвиняемые, но и как потерпевшие — выяснял портал iz.ru.

Методом кнута

Год назад подростка отправили на перевоспитание в частный центр «Символ жизни». Согласно информации на сайте центра, специалисты занимаются коррекцией противоправного и асоциального поведения детей, работают с подростковой агрессией и зависимостями. Мать мальчика утверждает, что не знала о том, что этот центр занимается реабилитацией трудных подростков. По ее словам, у сына были проблемы с учебой, и она надеялась, что специалисты центра помогут ему сконцентрироваться на занятиях и подготовиться к экзаменам. За месяц пребывания в центре «Символ жизни» просили 80 тыс. рублей. Сюда, помимо проживания и питания, включена и работа педагогов, которые, как утверждает молодой человек, истязали детей за малейшие провинности. Через месяц парень не выдержал жестокого обращения и попытался свести счеты с жизнью, но матери об этом инциденте докладывать не стали.

Резонанс, который вызвали признания мальчика в СМИ, привел к тому, что правоохранительные органы провели проверку в центре «Символ жизни». По версии следствия, ребенок подвергался издевательствам со стороны сотрудников, что и подтолкнуло его к попытке самоубийства. Аналогичные показания дали еще несколько подопечных центра в Казани.

Согласно информации из сводки МВД, оказавшейся в распоряжении RT, Елизавета Платонова, которая представляется директором центра, имеет погашенную судимость по статье 228 «Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств» в особо крупном размере. Она была осуждена в 2012 году и приговорена к трем годам заключения условно. Впоследствии она заведовала центрами по реабилитации наркоманов и наркологической клиникой. Однако вскоре нашла другую нишу: Платонова переквалифицировалась на работу с проблемными детьми. Оказалось, что родители трудных подростков готовы платить за их перевоспитание куда больше, чем родственники наркоманов.

Уголовник вызывает к доске

Не смутило ее и то, что осужденным по этой статье запрещается работать с детьми. Статья 331 Трудового кодекса достаточно четко разграничивает круг лиц, которым запрещено заниматься педагогической деятельностью. Сюда входят граждане, имеющие или имевшие судимость за преступления против жизни и здоровья, свободы, чести и достоинства личности, половой неприкосновенности и половой свободы личности, против семьи и несовершеннолетних, здоровья населения и общественной нравственности, основ конституционного строя и безопасности государства, мира и безопасности человечества, а также против общественной безопасности и иные умышленные тяжкие преступления. Исключение составляет наличие реабилитирующих обстоятельств.

— Статья 228 как раз относится к преступлениям против здоровья и общественной нравственности. Так что человек, осужденный по ней, не имеет права работать с детьми. Лица, имевшие судимость за совершение преступлений небольшой и средней степени тяжести, могут быть допущены, если на то есть решение комиссии по делам несовершеннолетних, — пояснил ведущий юрист Европейской Юридической Службы Александр Спиридонов.

По его словам, организовать частный центр для реабилитации подростков с таким бэкграундом, как у Платоновой, нельзя. При регистрации ИП потребуются справки о судимости. В случае приема на работу человека с судимостью вся ответственность лежит на работодателе.

— Если организация имеет лицензию на осуществление образовательной деятельности, запрет распространяется на всех сотрудников, которые контактируют с детьми. Когда нет контакта с детьми, то ограничения, соответственно, тоже нет. Однако некоторые граждане идут на следующее ухищрение: при получении справки о судимости намеренно допускают ошибку в фамилии. Например, изменяют букву «о» на «а». Запрос в информцентр идет по буквам, иногда такую неточность могут пропустить. Из-за этого человек может получить справку о том, что у него нет судимостей. Люди даже в полицию таким образом пытаются устроиться, от этого никто не застрахован, — добавил Спиридонов.

Маются без дела

После оптимизации государственных коррекционных школ трудные дети никуда не исчезли, но теперь ими стали активнее заниматься, в том числе и частные компании. И не только казанский центр вляпался в историю. В 2015 году в центре громкого коррупционного скандала оказался центр «Новое поколение» в Санкт-Петербурге. Руководство социального центра заподозрили в мошенничестве. По версии следствия, организация обманным путем получила 800 млн рублей из городского бюджета. Центр занимается так называемой трудовой адаптацией проблемных детей: подростков с проблемами в воспитании привлекали в том числе к уборке улиц. В руководстве организации связали возбуждение дела о мошенничестве с конфликтом между организацией и чиновниками из комитета по молодежной политике Петербурга.

Директор социального центра Святителя Тихона при Донском монастыре Александр Гезалов считает, что основная проблема — в отсутствии системной вовлеченности людей в процесс адаптации трудных подростков. Общественные организации, занимающиеся адаптацией подростков, равно как и частные центры, сильно завязаны на финансовой составляющей и при этом совершенно не интересуются тем, как работать с детьми. В итоге деньги, выделенные на эти цели, осваиваются, а сами дети нередко оказываются в закрытых учреждениях.

— Мы с коллегами с 1999 года работаем со спецшколами и подростковыми колониями. Основная проблема, которую мы видим, — отсутствие родительского внимания к ним. Второе — очень низкий уровень занятости. Дети совершенно не умеют себя занять. До попадания в школу для трудных подростков многие из них болтались на улице, ни в какие кружки или секции не ходили. У них не было значимого человека, который бы ими занимался. Трудный подросток идет за сильной личностью: он видит, что взрослый реально им интересуется и обладает какими-то компетенциями и навыками. Нужно, чтобы ребенок старался подражать кому-то, кого считает авторитетом. К сожалению, с этим сейчас большая проблема, — пояснил Гезалов.

По его словам, работать с трудными подростками нужно начиная со школы. Искать проблемных детей в каждом классе и не доводить до того, чтобы они попадали в колонию для малолетних или интернат закрытого типа. Вместо этого хулиганов обычно пересаживают на заднюю парту и стараются не замечать. Однако желающих заниматься детскими проблемами не разово, а на постоянной основе не так уж и много, добавляет эксперт.

— Конечно, нужно повернуть деятельность общественных организаций в сторону подростковой истории. Прежде всего необходима работа в школах с детьми, которых считают проблемными. Здесь можно подтянуть и спортивную составляющую, и культурную. С другой стороны, людей, которые бы хотели этим заниматься, крайне мало. Им проще прийти в детский дом с подарками и попрыгать там денек, чем включаться с долгосрочную работу с трудными подростками. В одной из подростковых колоний в Алексино я увидел, что дети горят футболом. Мы построили за счет инвесторов футбольное поле совместно с администрацией, оснастили формой и регулярно ездим от Донского монастыря играть с ними. Спорт — это один из ключей, через которые можно вытащить подростка из среды. Налаживать вербальный контакт можно до и после матча. Таких ключей достаточно мало, но они есть. Для этого, конечно, требуется работа и органов власти, и в том числе сообщества и родительских организаций, которые готовы на это отозваться. Не считаю, что это должна быть какая-то милитаристическая история типа перезарядки оружия и лазертагов. Детей увлекают походы в горы, туризм, и самое главное, чего таким подросткам не хватает — наличие в их жизни значимого взрослого, — отмечает директор социального центра.

Шокер для ботаника

Косвенно его слова подтверждает выпускник школы для трудных подростков, который на условиях анонимности рассказал порталу iz.ru о том, как складывается судьба подростков уже после окончания учреждения. Дети совершенно не мотивированы на учебу, а взрослые закрывают глаза на любые проступки, даже связанные с криминалом.

— Я перешел в школу для трудных подростков из обычной, потому что учиться там было на порядок проще. Можно было вообще ничего не делать, а заниматься на уроках мне было лень. Перевелись с братом из-за прогулов в предыдущей школе. Школа для трудных подростков находилась в самом центре Москвы, недалеко от Патриарших прудов. Там я проучился последние два года. Многие мои одноклассники спились, у одного — судимость за разбойное нападение. Причем преступление совершил другой одноклассник недалеко от школы: избил человека и забрал телефон. Недалеко от места, где произошло нападение, он обронил сумку с документами своего товарища. В итоге парню, которого не было на месте преступления, дали условный срок, — рассказал выпускник московской школы для трудных подростков.

Большая часть класса, по его словам, увлекалась фанатскими движениями, и драки в школьных стенах были совершенно обычным явлением.

— Многие подростки приходили на занятия разукрашенные, но учителя предпочитали не вмешиваться в их дела. В классе было несколько ботаников. Однажды мы всем классом пошли на медкомиссию в военкомат — поступать же никто не планировал. Один парень собрал дома из подручных материалов электрошокер и решил испытать его на одном из ботаников. Ткнул ему в живот прямо в военкомате. У парня лопнула губа, полилась кровь. Нас всех задержали на четыре часа, было разбирательство, но по его итогам никому ничего не было за это. Всем было наплевать: и директору, который старался как можно реже бывать в школе, и уставшему от нас всех завучу, которая постоянно кричала, и педагогам было всё равно на происходящее в классе, — добавил источник.

Клеймо на всю жизнь

Согласно данным Росстата за 2017 год, число осужденных в возрасте 14–17 лет за совершение преступлений составляет 23,9 тыс. человек. Всего на учете в подразделениях по делам несовершеннолетних стоят 142 тыс. трудных подростков. Среди них 13 тыс. были направлены в Центры временного содержания несовершеннолетних правонарушителей. 

Автор статьи « Подростки в трудной жизненной ситуации: вызов или реабилитация?», исследователь Высшей школы экономики в Санкт-Петербурге Ирина Лисовская считает: среда, в которой ребенок находится, даже больше влияет на успешную адаптацию, нежели географическое расположение школы.

— На практиках педагогики и воспитания удаленность школы не сильно отражается. Везде всё достаточно одинаково по части работы с детьми — что на Камчатке, что в Москве. Но влияет именно тип поселения. Например, отдаленный это поселок или крупный город. В маленьких городах очень остро строит проблема стигматизации детей из спецшколы: этот фактор серьезно препятствует их социализации. В поселении, где молодежи мало, все знают, что ребенок учится в школе «для девиантных», — отмечает Лисовская.

Успешная адаптация подростка, по ее словам, возможна в тех случаях, когда специальное учебное учреждение играет роль медиатора — посредника между обществом и подростком.

— Несмотря на то, что эти школы открытого типа, сами дети закрытые, и круг их общения не выходит за рамки коллектива. Вне его им не рады. Если применять стратегию наставничества, когда и дети идут на контакт со взрослыми, и наоборот, то наблюдается положительный эффект. Могу сказать точно, что когда внутри организации есть самобытная культура, то дети погружаются в нее полностью. Это касается и детей с судимостью. Крайне важно, чтобы дети сами пытались организовать коллектив, а не действовали исключительно по указке взрослых. Когда нет структуры, системы управления — эффекта не получается, — добавляет исследователь.

Учитель в общеобразовательной школе сильно отличается от педагогов в коррекционной, отмечает социолог. Школьные учителя преследуют цель добиться неких результатов: хороших оценок, грамот, мест на олимпиадах. В коррекционной школе рассчитывать на такие показатели как минимум самонадеянно.

— Только учителя, которые обладают особой идентичностью, стремятся вытащить детей. Нередко таким педагогам приходится использовать собственные связи и средства, чтобы помочь этим детям стать достойными людьми. Слишком многое держится на педагогах, — считает ученый.

В большинстве же случаев обучение в школе для детей с особенностями поведения является своего рода стигмой, которая не позволяет выпускникам подняться на более высокий уровень. Сама вывеска — «школа для детей с девиантным поведением» — причисляет этих подростков к «отбросам общества».

— Они считают себя изгоями и не стремятся идти на контакт с взрослыми. Часто взрослых они не воспринимают как авторитетов. В одном учреждении я наблюдала, у как детей на протяжении целого года шла исключительно адаптация: курсы, программы выезда на экскурсии. К концу этого года они начинали переосмысливать роль взрослого. Видеть в нем человека, который помогает, — отмечает Лисовская.

В мегаполисах, несмотря на лучшие условия финансирования и наличие более развитой инфраструктуры, сами дети теряют интерес и стимул для развития. Их поощряют поездками на спортивные мероприятия, выставки, в технопарки и другие модные места, но при этом подростки относятся к таким поездкам потребительски и не погружаются в общественную жизнь.

— У них не было структуры самоуправления, не было коллектива. Включение этих ребят в городские повседневные практики было совершенно хаотичным. В результате они не в полной мере избавлялись от своих агрессивных или криминальных наклонностей. На моей практике в одном из отдаленных регионов ситуация сложилась гораздо лучше, чем в столице, — поясняет исследователь НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге.

Сам процесс ресоциализации, по мнению автора исследования, протекает довольно медленно: год на адаптацию, еще один — на запуск процесса вовлечения в социум. В училищах открытого типа через два года, то есть сразу за этим, следует выпуск.

— Попадание в центры адаптации чаще всего связано с травматическим опытом: ребенка выгнали из школы или грозили уголовным преследованием. Они абсолютно не понимают смысл слова «девиантный» на вывеске школы и держат обиду на весь мир за то, что их отправили в какой-то отстойник. После этого трудно поверить взрослым в том, что их не собираются лечить и наказывать, а хотят помочь начать нормальную жизнь, научить общаться с другими детьми. Другая проблема еще и в том, что в околокриминальных структурах многие из этих подростков были лидерами. Когда они приходят в учреждение, где таких целый класс, начинается процесс выяснения, кто из них главнее. Самая трудная задача педагогов объяснить, что главный лидер здесь — директор, — резюмирует qhidqxidqriqhrkmp Лисовская.

crimerussia.com